— Вольному воля, — сказал Дубровский. — Будет сделано. Жди приглашения на просмотр. А пока оревуар, как говорят в Париже.

Баркан обещал позвонить через некоторое время.

— Ты мне еще понадобишься, Реваз Илларионович, побеспокою. Ладно?

— Пожалуйста, — сказал Чикашвили и крепко пожал жесткую ладонь Баркана.

Кабакова в последние дни съемок Чикашвили не видел. Но тот передал привет через Зарудного и обещал обязательно позвать его в гости…

Деньги перевели. Звонить никто не звонил, на просмотр не звали, в гости — тоже.

Чикашвили летал, учил летать молодых, все реже вспоминая о своем приобщении к миру киноискусства. Жалел только об одном: почему оборвалась ниточка, связавшая его было с Кабаковым. Кабаков ему понравился.

Месяцев через восемь кто-то показал Чикашвили заметку в газете. «Фильм не удался... Обидный просчет талантливого режиссера Зарудного... Когда жизненная правда не составляет основы литературного сценария, нельзя ждать чуда даже от такого мастера кино, каким, бесспорно, является Алексей Кабаков...» Все это вместе называлось: «Современнику снова не повезло».

Заметка Чикашвили не удивила и тем более не расстроила. Просто лишний раз напомнила о его причастности. И он подумал тогда: «А все-таки странно, что Баркан не позвонил».

Прошло еще с полгода. И Чикашвили получил письмо. Конверт был казенный, без марки, со штемпелем Дома кино. В конверте лежал пригласительный билет на просмотр двух новых документальных фильмов и заграничной картины «Дама из Монако». На билете была сделана, приписка от руки: «Милый Реваз Илларионович, не обладая правом добавить: «Ваша явка обязательна», — покорно прошу вас быть. Ждем». Подписи Чикашвили не разобрал.

Оля, жена, читала в тот вечер лекцию своим заочникам и пойти в Дом кино не могла, приглашать кого-нибудь из приятелей Чикашвили не стал и отправился в Дом кино один.

Он не очень раздумывал, кто его пригласил, почему о нем вдруг вспомнили, просто решил посмотреть «Даму из Монако» да и сам Дом тоже.

Чикашвили вошел в гардероб минут за пять до начала просмотра. Зрители уже тянулись в зал. Многие на ходу приветствовали друг друга. Чикашвили узнал мелькнувшую в фойе Самойлову, ему показалось, что около колонны докуривал сигарету Баталов. Мимо проплыл толстый, обрюзгший, очень знакомый человек. Но кто он, Реваз Илларионович так и не вспомнил. Человек осторожно нес свое громоздкое тело, будто боялся расплескать сановитость, талант, значительность союзного масштаба...

Зал был полон. И Чикашвили присел на приставной стул в конце прохода.

На сцену быстрыми шагами выскочил хорошо выутюженный, седой мужчина, щелкнул пальцем по микрофону и непринужденно обратился к залу:

— Дорогие друзья, то, что мы собираемся показать вам сегодня, не нуждается в каком-либо предварении. Вы увидите три новые ленты, но не услышите ни одного нового имени! Хотя одна маленькая неожиданность для вас приготовлена. Первую ленту, предлагаемую вашему вниманию, сделал всеми нами любимый и уважаемый оператор Евгений Михайлович Баркан. Женя сделал ее от начала и до конца самостоятельно и единолично, в жанре, для него совершенно несвойственном. Баркан снял не художественный, а документальный ролик. Надеюсь, что столь авторитетное собрание отнесется с пониманием и сочувствием...

Договорить ведущему не дали. Из зала кто-то выкрикнул:

— Ясно! Экран покажет!

— Вот именно, — легко согласился седой, выутюженный мужчина и сделал знак механику начинать.

Погас свет.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.