Главный герой

Рассказ

Он решительно отставил мешавшие ему стулья и присел на угол стола.

— Давайте знакомиться. Дубровский, Вениамин Владиславович, директор картины.

В комнате сделалось сразу тесно. Запахло трубочным табаком, одеколоном и кожей. Летчик внимательно оглядел директора и медленно подал руку.

— Чикашвили, Реваз Илларионович.

— Как, как? Чи-ка-шви-ли? Это совершенно и категорически невозможно! Согласен на любую половину: или Чика, или Швили. Идет?

— Хорошо, — сказал летчик, — я тоже согласен на половину.

— Ну и порядок! — сказал директор. — А теперь не будем терять времени зря. — Дубровский уселся поудобнее, громко пососал пустую трубку с изображением Мефистофеля на чубуке и начал: — Наша лента посвящается современнику. Главный герой — и жнец, и швец, и на дуде игрец, и вообще ужасно положительно разносторонний парень. Он совершает открытия в науке, что-то там изобретает и ко всему еще изволит летать в аэроклубе. Вот тут-то, Чика, нам без тебя не обойтись. Нужен лихой пилотаж на ЯКе, после которого у командования возникает сомнение, кого посылать на чемпионат мира — закадрового героя Никонова или нашего главного героя? Но главный герой занят наукой больше, чем авиацией, и так далее. Впрочем, к тебе это уже отношения не имеет. Твое дело — дать пилотаж, да такой, чтобы публика стонала от переживаний. Съемочные дни будут оплачены по высшей ставке. На титрах напишем: «Пилотаж в исполнении такого-то». Вот все. Вопросы, заявления, пожелания имеются? — И Дубровский принялся заряжать своего Мефистофеля.

— Один вопрос у меня есть, — сказал Чикашвили. — Сценарий прочесть можно?

— Если охота, можно, но я бы на твоем месте не стал зря времени тратить. Сценарий как сценарий — на премию не потянет. Я и на своем-то месте до конца этот бред не осилил. Еще заявления есть?

— Нет.

— Пожелания?

— Есть. Слезь, пожалуйста, со стола, Дуб. Ты большой и ерзаешь, а он маленький и скрипит. Развалится...

— Ва-а, ты обиделся на Чику?

— Почему обиделся? Мы же договорились: ты берешь мою половину, я — твою...

Дубровский хотел сказать что-то еще, но в комнату вошел режиссер фильма Глеб Николаевич Зарудный. Представился, коротко взглянул на летчика, мимоходом сказал директору картины:

— Займись размещением, Веня. Нам дают две палатки, но этого, по-моему, мало. Иди, а мы пока поговорим с Ревазом Илларионовичем. Иди!

Как-то сразу уменьшившись в габаритах, Дубровский исчез.

— Курите? — спросил Зарудный.

— Нет, — сказал Чикашвили.

— А мне разрешите?