— Потому что там море Лаптевых, — бухнул Сысоев. Ольшевский был не из тех, кто позволяет на уроке

валять ваньку.

— Садитесь, — с отвращением сказал он, — единица.

Сысоев, проходя мимо Головастика, попытался ткнуть его кулаком, но Головастик увернулся, а затем сам достал Сысоева линейкой между лопаток.

Вся эта возня не ускользнула от внимания Ольшевского, и взгляд его помрачнел еще больше.

Головастик так и не сумел до конца понять Ольшевского. Кто ему этот господин с ухоженной бородой и выпуклыми светлыми глазами? Как это он сказал две недели назад на уроке истории?..

Ольшевский заговорил о предстоящем визите в училище попечителя учебного округа. Начались вопросы: как вести себя при встрече, каков попечитель, строг ли? А Головастик с невинным видом поинтересовался: «Можно ли спросить у господина попечителя, как понимать его изречение: «Дворянскому сыну расти — умнеть, а крестьянскому расти — ослеть»?

Когда-то, довольно давно, Ольшевский произнес эту фразу и обмолвился, что принадлежит она человеку, который больше иных призван заботиться об образовании народа, — попечителю округа. И вот Головастик это вспомнил — решил, в общем, пошкодить. А Ольшевский нахмурился и. недобро глядя на него, процедил: «Вот, друзья, человек, который, наверное, будет знаменитым российским полицейским, вроде Фуше!» В классе засмеялись, потому что Головастика и так звали «сыщиком» за умение находить пропажи и распутывать всякие запутанные дела (иной раз, чтобы поддержать репутацию, он сам, как было в случае с Кузиной шапкой, прятал эти вещи).

— Ветры морских побережий, — объявил Ольшевский следующую тему и занес над журналом ручку, чтобы поставить точку против фамилии отвечающего. Класс настороженно затих. Тема была трудная.

«Только не я, только не я...» — твердил про себя обычно Головастик, если не был готов к ответу или сомневался, что сможет ответить как следует. Вот и сейчас его губы начали беззвучно нашептывать это заклинание. На прошлом уроке географии он получил «хорошо», поэтому к нынешнему не готовился. Перо учителя нависло над журналом в самом начале списка, и на душе стало совсем беспокойно. Неужели он собирается подложить ему такую свинью? Если такое случится...

В рассуждениях Ольшевский смел, даже дерзок, оттого и на дурном счету у начальства. Если бы начальство знало все, что Леонид Николаевич позволяет себе в общении с учениками... Несколько месяцев назад, посетив «кружок саморазвития», уже уходя, он усмехнулся (речь шла о предстоящем 300-летии дома Романовых):

— Что ж, господа, как говорится, пора и честь знать...

Слова эти, конечно, можно было понять по-разному... И Головастика не раз тянуло между делом рассказать об этом случае Берберову — не упоминая того обстоятельства, что Ольшевский собирался уходить, — но что-то сдерживало.

Пауза затянулась. Тишина стояла такая, что слышно было, как жужжит полузадушенная муха в спичечном коробке Ануа. И в какой-то момент нервное напряжение сменилось у Головастика спокойной уверенностью, что, что бы ни случилось, все к лучшему. Удивительно. но за секунду до того, как перо Ольшевского наконец нырнуло вниз, он уже ясно знал, что будет: «Берия Лаврентий» — бесстрастным голосом произнесет Ольшевский. Головастик поднимется, сосредоточенный, одернет тужурку и направится к доске, не зная еще, как сумеет сегодня ответить, но твердо зная, что Ольшевскому придется об этом пожалеть...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.