На другой день, перекусив и захватив по обыкновению кусок хлеба, Никитин отправился к речке и вернулся только под вечер. Вскоре заглянул и Радошка.
— Кажи, что наработал! — заявил он с порога.Просьбе Никитин не удивился, потому что Радошка
и раньше интересовался этюдами. Он выставил поближе к свету написанное в эти дни и посетовал, что в этот приезд работается крайне худо.
— Критикуй!
Это и дурак сумеет, — откликнулся Радошка, не глядя на Никитина. — А что не работается, то нет в душе спокойствия.
Пока Радошка разглядывал работы, Никитин кинул щепок и несколько поленьев в плиту и поставил чайник. Они пили крепко заваренный чай и долго разговаривали. Никитин стал рассказывать о наскальных рисунках, вспомнил индийскую живопись с ее строгими правилами, резко прервал себя, сказав, что человек всегда хотел понять окружающий мир и выразить себя в жизни, а теперь успокоился, видать, решил, что хватит заглядывать в неизвестное. Радошка слушал не перебивая, а затем спросил:
— Как ты сказал? Чувствовали линию и цвет? Хорошо! Отчего же мы не знаем об этом?
— А вот не знаем, — подтвердил Никитин и хотел было еще пройтись по равнодушному и отупевшему человечеству, но Радошка перебил:
— Тысячи лет! — В его голосе послышалось восхищение, он хитровато взглянул на Никитина и сделал неожиданный вывод: — Тогда работай! И крепко верь, ох, как крепко! Я знаю.
А откуда знал — не сказал, ушел такой же веселый, радостный и загадочный...
На седьмой день собралась гроза. Близился вечер, солнце приметно клонилось к лесу, из-за реки выползла аспидно-черная туча, закрыла солнце, и все вокруг померкло, приникло, стало так тихо, как бывает только перед грозой. Вскоре облака затянули небо, налетел крученый ветер, зашумел, забуянил, раскачивая деревья, и на деревню обрушился сильный, явно не сентябрьский ливень. Вокруг стало темно и сизо; в темноте отчётливо проступали зигзаги белых молний, озарявшие дома, выгон и едва черневшую колею дороги. Гром раскалывал плотный воздух так, будто сердился на людей и вздумал как следует их припугнуть. Он не ведал, что деревня пуста, а двоим оставшимся не страшны были ни пожары, ни. молнии, ни сама смерть...
Постепенно небо прояснилось, предзакатное солнце торопливо осветило раскисшую дорогу, дома, заборы. Блеснула набравшаяся в колеях вода, еще падали редкие капли дождя, но гроза уже откатилась дальше к шоссе.
Никитин вышел к воротам, поглядел вслед заманчивой черноте и увидел, что молния сожгла стоявшую на выезде из деревни сосну. Сгорела она на удивление скоро, а после истекала молочным дымом, уходящим вверх, и чудилось, будто там росло еще одно дерево с закрученными ветвями. Никитин смотрел на сосну, на дорогу, на быстрые сумерки, наползавшие с огородов...
Часа через два, когда Никитин собирался ложиться, в сенях послышались шаги, и непривычная рука долго нашаривала щеколду. «Кто бы это?» — тревожно подумал Никитин и открыл дверь. На него смотрело улыбающееся лицо Сергея.
— Ты?! — удивился Никитин. — Что-нибудь случилось?
— Ничего особенного, — ответил Сергей, входя в дом; был он весь вымокший, забрызганный грязью. — Не ждал? Еле нашел тебя, а тут еще и погода. Промерз до костей, ты бы нашел что-нибудь накинуть. И вот!
С этими словами он вытащил из сумки бутылку водки, поставил на стол, огляделся. Никитин подал ему старый свитер, телогрейку и стал растапливать плиту. После нарезал сала, вывалил из кастрюли холодную картошку, открыл банку кальмаров. Сергей жадно ел, проголодавшись в дороге. Никитин подрезал хлеб, гадая, что же все-таки произошло, но гостя не торопил, только смотрел, как нервно и зло тот ломал хлеб и крошил его на столе.
— Как ты тут? — спросил Сергей и, дождавшись кивка Никитина, дескать, все нормально, стал говорить обо всем сразу: о записке, которую прочитал вечером, о сданной рукописи, которую должны рецензировать, потом замолчал, предложил выпить еще. Выпили.
— Женюсь, — сказал вдруг Сергей так, словно хотел поразить новостью. — Так уж получается...
— Сразу бы с этого начинал, — хмуро сказал Никитин. — Поздравляю! Что же ты — мялся, мялся, и на тебе! Женюсь!
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Биография Ивана Крылова
Зачем промышленности кооперация
Кино и андеграунд