Эпиграммы друг на друга писали почти все. Даже Мясоедов, – за неумеренный аппетит прозванный Мясожоровым, а за глупость – Осломясовым, – и тот разразился эпиграммой: «Ха-ха-ха! Хи-хи-хи! Дельвиг пишет стихи!»

Дельвиг улыбался сквозь очки добродушно – эпиграмма ему нравилась. Однако автору он посоветовал праздновать свои именины в день «усекновения главы»...

Кюхлю шутки в его адрес бесили, доводя до неистовства. Над ним потешались как могли. Однажды он не выдержал насмешек, бросился в пруд – мелкий, заросший тиной. Но и это не угомонило сатириков. Илличевский описал сей случай в «Лицейском Мудреце» в письме «от морского корреспондента», поместив тут же карикатуру: Вильгельма всем миром тянут из воды, но не могут вытащить длинных его ног...

И все же Кюхлю любили. Вильгельма избрал Пушкин адресатом первого своего напечатанного послания «К другу стихотворцу». Несмотря на шутливый тон, впервые поставлена здесь тема судьбы поэта в обществе. Пушкин думал теперь об этом постоянно, а в последние перед экзаменом дни был особенно молчалив и раздражителен. Его не трогали: знали – пишет.

Экзамен, откладываемый с осени, назначили наконец на 6 и 8 января 1815 года.

Первый день прошел скромно, при малом стечении гостей.

8 января гостей прибавилось изрядно: ждали Державина. На площади, возле Знаменской церкви, теснились дрожки, кареты, экипажи, дормезы. Сергей и Василий Львовичи Пушкины приехали на извозчике. Из Петербурга в Царское Село меньше двадцати пяти рублей извозчик не брал; это была досадная трата, но раскланяться с Державиным, на правах старого знакомства, почитали братья своим долгом. Хотя старик, по собственным словам, «дотаскивал остальные деньки», слава его не меркла. Профессоры волновались; лицеисты были возбуждены.

Дельвиг ждал на лестнице; он положил себе непременно поцеловать руку, написавшую «Водопад». Наконец стеклянная дверь стукнула. Он увидел Державина, когда швейцар принимал на руки просторно сидевшую на нем кунью шинель; сенаторский мундир с голубой лентой был тоже просторен на старом теле. Державин откашлялся, цветным фуляром отер влажное лицо и спросил хриплым голосом, оборотясь к швейцару:

– А где, братец, здесь нужник?

Дельвиг опешил. Он не видел уже, как выбегали на лестницу профессоры, как подхватывали под руки гостя и как неверно ступал он мягкими плисовыми сапогами по вощеному паркету" вводимый торжественно в залу и усаживаемый в отведенные ему кресла, в середине длинного под красным сукном стола, подле министра Разумовского. Министр не в счет; все смотрят на Державина.

Лицеисты сменяют друг друга; спрашивают из русской словесности. Державин сидит, подперши голову рукою, слушает сонно пространные и дельные ответы первых учеников: Горчакова и Вольховского. Лучший в Лицее чтец Миша Яковлев читает знаменитую Гаврилы Романовича оду на смерть Мещерского. В иных сильных местах веки старика чуть вздрагивают, открывая белесые, выцветшие глаза. Но он устал. Чтобы не длить экзамен, министр предлагает Гавриле Романовичу перейти к оценке «первого лепета лицейской музы». Державин кивает равнодушно. Фамилии вызываемых ему ни о чем не говорят. Он молчалив и стар, как замшелый памятник в царскосельском парке. Вот выкликает Галич Пушкина. Дремливо, печально и неподвижно смотрит он на смуглого юнца с курчавыми волосами.

Навис покров угрюмой нощи

На своде дремлющих небес...

И тут – странное движение в средине стола: точно потревоженная кем-то старая птица, вскидывает Державин веки. Белесые глаза темнеют. Он прислушивается к голосу, отрочески зазвеневшему.

Он видит: окружен волнами,

Над твердой, мшистою скалой

Вознесся памятник.

Ширяяся крылами,

Над ним сидит орел младой...

Державин встает из кресел, неожиданно живо и упруго подымаясь на ногах. Глаза его блестят.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.