— С мальчонков. Спросят, бывало, как звать. Алёля, отвечаю. Алеша, значит, не выговаривал. И меринки вот мои привыкли — своим прозваньем их погоняю. Крикну: «Алё-ля!» — и знают, хозяин на козлах, все в порядке на сегодняшний день, трудиться старательно нужно... — Он хотел еще что-то прибавить, но поравнялись две встречные машины как раз перед тачанкой, нас обдало горячей пылью, лошади шарахнулись к кювету, и Алёля, привстав, крикнул им что-то успокоительное, затем, жестко понукая вожжами, выправил на дорогу.

Мой кучер сух, жилисто крепок, коричневокож от всегдашнего загара, с хищновато пригнутым к верхней губе носом, и глаза у него раскосо прищурены, чуть кровавы на степном ветру и солнце; он в клетчатом плотном пиджаке (а мне и в рубашке жарко), приплюснутая кпереди кепка как бы срезает верхнюю часть его головы, отчего подбородок кажется излишне тяжеловатым и волевым, хотя мой кучер (я уже понимаю это) и добр, и простовато душевен; его знают во всех окрестных станицах и селах, над ним подшучивают за редкостную в наше время привязанность к лошадям, «с мальчонков». а он, не обижаясь, каждому шутнику втолковывает: «Пойми, у лошади душа имеется»; ему шестой десяток, в кучерах он собирается до пенсии служить, а будут силы да если не отнимут лошадей, и после еще покучерит.

Мы сворачиваем с большака в сторону обширного, упрятанного в зелень садов села, дорога эта поспокойнее, и Алёля напористо спрашивает меня:

— Скажи, уважаемый, кому нужна лошадь в космическое время нашей жизни?

— Людям, — убежденно отвечаю я.

— А корма где брать? — Алёля рукоятью кнута описывает широкий полукруг перед собой. — Где косить, где выпасать, уважаемый?

Я повел глазами за кнутовищем и увидел то, чему не переставал радоваться. разъезжая по степи: в любую сторону — полосы, квадраты, массивные клинья полей, размежеванные зелеными лесополосами, местами в желтой стерне, местами тучно вспаханные, и под веселым разливом подсолнечника, и в буро-зеленом мареве кукурузы... Я впервые видел землю, родящую мощно, возделанную давно и хлеборобно, землю кормящую, а не просто питающую кое-чем да кое-как. Поля подмосковные или, скажем, амурские — моей родины — мало похожи на эти, с метровыми черноземами и неохватным степным распахом под обильным солнцем. Показывали мне и поливные, культурные луга, радующе зеленые, огороженные проводами (оказывается, буренки легко привыкают к «электропастухам»), но таковых еще мало, лугов же естественных и вовсе почти нет, все распахано. освоено, и прав кучер Алёля, спрашивая: где выпасать лошадей?

— Понимаю вашу мысль. — говорит далее Алёля. не дождавшись от меня скорого ответа. — Колхоз, скажете, обязан. Обязан, да не шибко. Отпускает малость овса — и корми, радуйся. А кто знает, сколь коню нужно? Председатель? Иной своей «Нивой» управляет как гонщик на той авторалли, а к лошади не знает, с какого боку подойти. Ума непостижимо!.. Скажи такому, что лошади без ночной травы нельзя, захиреет, рассердится ведь, будто дурют его, фантазию придумывают. А куда мене гонять меринков своих в ночное? Вот и покашиваю в первые петухи, чуть засветает, росную травку ворую, значит, с колхозного луга. А мене за это самое вычетами наказывают: стравляю, видишь ли, пастбище. Корове, выходит, надо, лошадь — неизвестно чем питайся. Как? уважаемый?

— Но ведь лошади не ваши лично?

Алёля нежно понукнул меринков, печально и задумчиво посмеялся.

— Не мои по балансу, да мои по душе. Сколько раз в прошлые годы истребить коняг собирались! Отстоял. И с жинкой первой за это развелся, можно сказать, — скучная шибко была, лошадей не любила, а теперешняя помогает, ничего не скажу. С той поры вот и сохранил кобылу, красавицу в яблоках, и резво еще ходит, берегу на породу, еще для особых выездов... А эти — молодые, одному шесть, другому три... Теперь, правда, обстановка переменилась. Горючее подорожало, и ума хозяйского у некоторых поприбавилось. А то ведь как? Всякую работу, большую и малую, самосвалами да тракторами делали. Воронам на смех; «Кировец» с прицепом пару ящиков кефира в детсадик везет. Случай был еще такой. Сосед соседу сколько-то бревнышек продал, загнали самосвал во двор, погрузили, а Федька-шофер не попал в ворота, весь забор и вынес на улицу. Слышу, шум, ругня. Говорю мужикам, чего ж мене не позвали, я б аккуратно со своими меринками бревнышки эти перевез. Не вспомнили даже, говорят, про тебе, Алёля, совсем отвадились от живого тягла. Вот и соображай, уважаемый, до какой механизации мужик дошел.

— Слышал я, Алексей Иванович, во многих хозяйствах теперь лошадей заводят?

— А то ж. Выгоду хотят иметь. Да конюха где? Какая-никакая машина ухода требует, ремонта, это все понимают. А лошадку возьмут, в холодный сарай поставят и комбикорма ей в корыто, как свинье. Да и при овсеце чахнет лошадка — ей, прежде кормов, душа нужна. Ну глянь коняге в глаза, как он может иначе, ежли сколько живет человек, столько душой с им делился. В нем же тоже душа зародилась. Не машина, не робот какой-то электрический.

— Это так, — соглашаюсь я с Алёлей, — сперва переведем неразумно, потом воспроизводим втридорога. А вот вы сохранили лошадей...

— Жилами этими, — он протягивает ко мне свои руки, темные, сухие, из жил и мозолей; я и у трактористов не видывал столь «наработанных», прямо-таки зримой цепкости и увесистости рук. — Тачанку имя смастерил, на которой едем, веришь, двадцать четыре года ходит...

Мы ходко одолели бетонный мост через неширокий, с быстрой мутной водой Егорлык — единственную в здешней степи и очень важную реку.

Когда-то Егорлык тек плавно меж полей и невысоких холмов, словно бы нанизывая станицы и села на свое русло, но вот построили плотину, часть воды из Кубани перебросили в степное водохранилище для подпитки, получил и Егорлык сколько-то водной добавки, а это природой не было предусмотрено — под черноземами песок, размывной лёсс, — и за десяток лет река провалилась в страшенный каньон, обрушивая и унося все новые пласты плодородной земли, особенно по весне. Теперь намерены полностью разобрать воду Егорлыка на орошение и так смирить его. Конечно, полив нужен, без полива многого недоберешь в иссушенной зноем степи. Однако и реки жаль — скольким крестьянским поколениям служила она! Да и просто нужна — для красоты, для души и памяти: ведь Егорлык течет не только по степи, но из прошлого в будущее...

— Границу, значит, пересекли, — слышу я вновь резковатый голос Алели. — Тут сходились на кулачки казаки нашенские с мужиками-птишниками. По праздникам, свадьбам больше. До крови редко доходило, и лежачих не били, устал там, расхотел драться — ложись, не тронут... но было всяко, убивали тоже, случалось.

— Кто же побеждал? — спрашиваю я, и Алёля, возмущенный моей наивностью, вскинувшись на козлах, тонко выкрикивает, озирая меня закраснелым глазом:

— Рази казака мужику одолеть? Такого в степях никто не упомнит!

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.