— Какую рыбу разводят?
— Карась, сазан, еще чего-то. Да рази то рыба, ежли, как поросят, ее комбикормами, а? Жир, запаху никакого. Такую рыбку я не кушаю.
— Что делать, все к тому идет — выращивать да разводить.
— Ладно. Допустим. А зачем все ж таки такие черноземы под воду пускать? Богатство неописуемое! Одних лугов сколько было! Я вот в газетах читал, ежли зарыбить сибирские пустые озера — для полмира хватит этой пресной рыбы. И нарезают, и нарезают под эти пруды новые гектары, расширяются, значит. Только у нашего колхоза сколько отобрано, ума непостижимо!
Алёля отворачивается и замолкает, еще более сутулясь, давая мне в одиночестве поразмыслить обо всем, сказанном им. Я понимаю, что рыбсовхоз не случайно оказался на пути нашего следования и мне сегодня не отдохнуть бездумно в степи. Машина пронесла бы меня с ветерком мимо этих прудов, глянул бы я на воду, порадовался ее голубизне — и дальше, за горизонты. А лошади вот трусят полегоньку, цокая копытами, взмахивая гривами, горячим потом кропят седоков, и, кажется, не будет конца прудоводному разливу. Задумаешься невольно, вопрос себе задашь: «А может, прав Алёля?»
Непросто, однако, найти ответ. Проблема, как говорится, требует изучения. У меня же на это — ни времени, ни полномочий. Приехал всего лишь погостить, и мои поездки по селам и станицам были просто ознакомительными: друг показывал, катая на своей «Ниве», я смотрел.
И все-таки помыслим немного. Да, жаль ценной земли, ушедшей под воду, но неценной здесь, пожалуй, не сыскать, а краевому центру Ставрополю хочется иметь свое рыбное хозяйство. Значит, все продумано, научно обосновано. А кучер Алёля — что ж, он по своему разумению судит: ему сено негде косить, у него лошади без спасительной «ночной травы» хиреют... И все же из головы никак не выходит — земли-то какие залиты, заболочены! Пусть не в Сибири (ей придет свой черед), а где-то здесь, по окраинам этой степи, ведь можно найти бросовые неудобья и пустить их под воду? Было бы дальше, дороже, с водной подпиткой сложнее, но разумнее, ибо теперь мы уже хорошо знаем: не все то дешево, что по дешевке нам достается.
— Алёля! — вдруг выкрикивает кучер, слегка пугая меня, и лихо понукает меринков. — Село Тищенское, уважаемый, рыбсовхозовское.
Мы скатываемся с шоссе-большака вправо, тоже на асфальт, но более узкий, не столь накатанный, и въезжаем в село по дороге, вдруг ставшей просторной улицей; она единственная, не считая переулков, однако сразу чувствуется — улица эта не станичная, не деревенская: чище, ухоженнее, и дома стоят теснее, праздничнее. Для жизни .. дома и дворы, а не для ведения хозяйства. Зелень, веселые крылечки, люди принаряженные сидят, кто за чаем, кто просто так, беседуя на лавочках. В каждом дворе машина легковая или мотоцикл, гаражи из бетонных блоков. И множество собак.
Заслышав цокот лошадиных копыт и стук кованых колес тачанки, разношерстная собачья рать бросилась к нам со всех сторон и ну облаивать, свирепея от возмущения.
— Чего это они?
— Как же, лошадей не видали, думают, звери какие с другой планеты свалились. Гляньте, и люди глазеют, как на кино, утки с гусями утекают, а пройдет самосвал рядом — и не пошевелится никто. Сам удивляюсь, до чего дошло.
В центре села Алёля подворачивает к магазину, покупает пару буханок теплого серого хлеба (в станицах пекут сами, и только белый), колбасы вареной, сливочного масла. Магазин в Тищенском новый, из стекла и бетона, на городской лад, и товаром поразнообразней.
Едем дальше. Я замечаю: позади многих домов, где полагается быть огородам, высоко и плотно коричневеет султанистая, похожая на кукурузу растительность. Спрашиваю у Алели, что это такое.
— Да веничное просо, мать иху так!.. — незло ругается он. — Шибко чистоплюйские.
— Они что, ничего больше не выращивают?
— Кто как, а веники обязательно. Тут же полив бесплатный. Сдают, рупь штука. Тыщу махальников навязал — тыщу в карман положил. Вон сколько личного транспорту понаволокли.
— Фирма веников не вяжет, — шучу я, — а если вяжет, то автомобили покупает.
— А то ж. Производство какое-никакое, молодые стремятся сюда, на окладе да с приработком культурнее выходит. — Алёля поворачивается ко мне, вскидывает в удивлении белесые брови. — Ну, скажи, уважаемый, почему наша сельская работа самая... как это, вот — непопулярная?
— Была. Пока не поняли, что оскудеем без нее. Меняется многое. Вы тоже видите это, Алексей Иванович.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
Наука — техника — прогресс
Продолжаем читательскую дискуссию «Отступить или одолеть?»