Путаясь в длинном тулупе, он встал с розвальней и осмотрелся. Пошатывало. Ноги, замлевшие от долгой неподвижности в валенках, ступали нетвердо. Боясь показаться смешным и ямщику и тем, кто, смутно белея лицами, смотрел на него сквозь двойные темные окна, он остановился возле саней, разминаясь.
Лошадь переступала с ноги на ногу, мотала головой - колокольчики под дугою дергались и раскачивались, и, должно быть, звук их был нестерпимо пронзителен, но уже с половины пути он стал замечать, что время от времени этот звук полностью выпадал из утомленного слуха. Так было и сейчас.
Желтое и маслянистое апрельское солнце, набухшее, точно готовый лопнуть гигантский желток, стояло до того близко, над самой котловиной, виделось столь явственно объемным, что казалось, пробеги по направлению к нему до ближней горы, и заглянешь на него сзади.
Шло шумное таяние. С тесовой крыши докторского дома часто и вразнобой шлепались большие светлые капли.
Наконец - то и до тайги дорвалась весна и теперь вовсю шагала по ней, громя и опустошая это последнее снегохранилище!
- Ну, вот и приехали, товарищ доктор! - сказал ямщик. - А эвон и сам Константин Ефимыч поспешает: видно, звякнули ему в больницу. Заждался он вас! А тут дорога, того и гляди, ханет. Ну, тогда до самого до лета сиди в Стрелке. Опять бы, значит, один он пластайся по всему району!... Тулупчик - то отогнуть можно, - добавил он и, покровительственно рассмеявшись, отстегнул ему воротник тулупа.
И с такою силою хлынул вдруг вместо подташнивающего запаха мокрой тулупной шерсти чистый, пронзительный запах талого снега, с такой силой каркнула низко пролетевшая ворона и просвистели ее крылья, что даже голова закружилась.
На какой - то миг ничего он в себе не сознавал и не чувствовал, кроме сплошных, захолодевших до самой глубины, дышащих и дышащих легких.
А уж человек, в распоряжение которого он прибыл и о котором так неотвязно, до устали думалось в дороге, какой он, как встретит, удастся ли перед посещением с ним больницы еще раз перелистать прейскурант хирургических инструментов, - человек этот, главврач больницы огромного золотопромышленного района, уж стоял перед ним собственной своей персоной, худенький смуглый монголоид с жиденькими с проседью усиками, в очках в золотой оправе, стоял, и ласково и просто улыбаясь, поблескивая стеклами, жал ему руку.
- Антропов... - и смугло покраснел, смутился.
Оба они смутились, и оттого, по-видимому, что обоим подумалось о естественном для них, почти бессознательном переводе этой фамилии: антропос - человек.
- Савельев, - смущенно сказал он в ответ. - Разъездным врачом к вам...
- Очень приятно, - быстрым и как бы угрюмым несколько, сибирским говорком произнес доктор Антропов. Расставленными пальцами левой руки он поправил очки, кашлянул и зябко поежился в своей потертой кожаной куртке.
Разъездного врача Антропов и в самом деле ждал с нетерпением: в последний год из - за обострившегося своего туберкулеза он впервые не смог объехать весь свой, протяжением в две Швейцарии врачебный участок.
... Крепкий запах свежей сапожной кожи стоял в кабинете Антропова, куда перешли они с ним после обильных пельменей, запитых по - сибирски холодным сырым молоком.
Из - за распахнутой двери Антропов достал новехонькие заседельные сумы - два больших ранца, соединенных широкою ременною перемычкою, - и, лукаво и довольно усмехаясь, положил на письменный стол. Запах сапожной кожи стал сильнее.
- Вот, знаете ли, не зря с Брусиловым за Карпаты ходил, - сказал он. - Опыт! Кое - что и для вас пригодится.
Он распахнул сумки. Внутри каждой из них, как в патронташе, в два яруса шли кожаные гнезда разных размеров, заполненные чисто вымытыми склянками с туго притертыми стеклянными пробками. Взвизгнуло стекло. Антропов открыл один из пузырьков:
- Сигнатур не наклеили: это уж по - вашему выбору... Вам без притертых склянок никак нельзя, - сказал он убежденно.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.