Шапка Гиппократа

- А как же вы сами? - сказал Савельев. Антропов махнул рукой.

Нет, я уж, видно, свое отработал... - сказал он.

Савельев вздохнул, рассматривая инструменты:

- Да... Тяжела ты, шапка Гиппократа! - сказал он.

Следуя наказу Антропова, он заехал на конный двор главного прииска, где должны были дать ему проводника и запрячь « Мамонта» - огромного карего жеребца, на котором он ехал, - в сани.

Все было готово. Саня доверху полны сеном. « Конный староста» вынес ему тулуп, а мальчонка его - он - то и был проводник - взялся за вожжи.

- Тут бы, конечно, будь вам знакомое, прямо хоть с закрытыми глазами поезжай: все одно приедешь, - сказал староста усмехнувшись. - Здесь я свернуть некуда: так до самой до Пенченги все просека и просека...

Весь вспыхнув, Андрей стал отказываться от провожатого.

- Нет, как можно? Велено! - возразил, покачивая головою, староста.

Было тепло, хотя солнце уже близилось к закату. По унавоженной улице прииска и далее, по гальке отвалов, карий едва волок сани. Но как только свернули в просеку, розвальни легко заскользили под уклон по раскатанной, подталой дороге.

- Останови! - сказал Андрей.

Мальчик остановил лошадь. Андрей взял у него вожжи и отпустил его.

... Розвальни так и скользили. Карий бежал будто сам по себе, размашисто и привольно, как бы недоумевая: зачем оглобли?

Было все так же тепло, но падавший еще при выезде с прииска снег валился все быстрее и быстрее.

Казалось, что снежинки тают, не долетая до земли, но уже на грядках саней лежал пухлый слой снега, и все глуше и глуше, как под тулупом, булькала вода, подмывшая местами зимник.

Тогда он понял, что снежинки вовсе не тают, а просто их скрадывает снежное поле. В зажорах сани захлебывались водой. Сено всплывало. Пришлось править стоя и, чтобы не подмок тулуп, надеть его на себя. Обут он был в тонкие сапоги и в калоши.

Едва только сошла на - нет хорошо укатанная дорога, тяжелый конь стал проступаться. И стоило ему провалиться хотя бы по щетку, как он сейчас же валился всей тушей на оглоблю и принимался стонать и кряхтеть, словно гари последнем издыхании.

Сам проступаясь по колено в снег, дергая « Мамонта» то за узду, то за хвост, он кое - как подымал его. Но через несколько шагов конь проваливался снова.

Пальцы в мокрых нитяных перчатках закоченели и плохо слушались.

Снег шел и шел - частыми, большими хлопьями. Солнце точно салом подернулось. Сразу похолодало, и быстро стало темнеть. Снег все падал и падал отвесно и торопливо. Карий, что ни шаг, проступался, ложился на бок, стонал. Сбруя трещала. С тревогой начал он вглядываться в буран. Просека оборвалась. Уже с полверсты ехал он по обширному голому косогору. Свежий снег лежал толстым слоем, но еще можно было расслышать заглушенное бульканье ручьев. Буран все усиливался. Ночь надвигалась.