– Но ведь и у тебя мог такой родиться. Что бы ты стал делать? Он ответил с досадой:
– Что?! Любить втрое больше – что же еще!
Моя соседка за руку подвела девочку, шепнула ей что-то и, взяв за плечи, усадила между нами.
– Я сказала, что вам понравилось.
Я кивнул, пожал девочке худенький локоток и сказал:
– Молодец, умница.
Русского она не знала. Но все равно повернула ко мне счастливое, сияющее лицо.
Она понятия не имела, каков я на самом деле, как пишу, умен или глуп, не имела понятия и не думала об этом. Для нее я был писатель из огромной, великой страны и потому представлялся ей авторитетом бесспорным. Было отчего светиться...
Зал зааплодировал и завопил: объявили, что выступят наши.
А вот выступать-то было трудно: слов они не понимали, лиц не видели. Ни обаятельная улыбка, ни актерская свобода на сцене не прикрыли бы пустоту в голосе.
Наши здорово нервничали. Может, поэтому концерт получился лучшим за всю поездку. Ребятишки уловили волнение, возник контакт – а там пошло! Сережу вызывали раз шесть...
А лучше всего принимали Весту – к общему нашему удивлению. Правда, пела она, как всегда, самозабвенно, хоть и держалась по-прежнему нескладно, и руки мешали, и красоты не прибавилось. Не было в ней – чего уж там! – современного изящества, смелой легкости манер.
Но что было залу до ее нескладности, до рук, до жестов! Ребята кричали что-то по-своему, подпевали – не словами, а слаженным, дружным мычанием. Весту держали на сцене минут двадцать, не меньше. Для этого зала она была красавица.
– Видал? – сказал я другу, радуясь за Весту..
– Нашла все же свою аудиторию, – ответил он. И добавил задумчиво: – А ведь поет, правда, здорово...
Девочка все сидела рядом со мной. Как с ней говорить, я не знал, только улыбался да держал в своей руке ее ладошку, чувствуя, как худенькие ее пальцы благодарно и радостно прижимаются к моим. Изредка я бормотал под нос что-то невразумительное, и каждый раз девочка поворачивала ко мне сияющее лицо.
А я думал: что с ней будет, когда вырастет? Кем станет эта добрая, способная и, наверное, неглупая девчушка?
Выучится и сама пойдет преподавать слепым детям? Или поступит в артель? И вообще, как у нее все сложится?
Незрячие обычно выходят замуж: за незрячих – соединяет их общая беда, от которой никуда не денешься. Дай ей бог хорошего человека! Жаль только, он никогда не порадуется красоте ее лица...
Выступление наших подходило к концу. Я спросил мою спутницу, что дальше. Она сказала – танцы.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.