Ноябрь вдали от дома

Там было уже полно, длинные скамейки заняты, и шум над ними висел такой, как над стадионом после гола.

– Что сегодня будет? – спросил я мою новую знакомую в самое ухо. Она повернула голову и так же в ухо мне ответила:

– Сперва будут выступать наши дети. Потом, если захотят, ваши товарищи...

Была она небольшая, скромненькая, с милым, доброжелательным лицом – обычная начинающая педагогиня. Но мне почему-то казалось, что чем-то она отличается от всех моих знакомых учительниц и, наоборот, чем-то походит на всех здешних, интернатских. А чем – я понять не мог.

Для нас были оставлены две длинные скамейки в центре перед сценой – в первом и втором ряду.

Эти пустые места в переполненных залах с детства вызывали у меня интерес. Кто они, избранные, для которых забронировано, зарезервировано, оставлено лучшее, что есть? С любопытством, не всегда доброжелательным, смотрел я в пригнувшиеся спины, крадущиеся после третьего звонка.

Теперь в первый ряд проскальзывал я.

Вот только смотреть мне в спину в этом зале было некому.

Мы сели, и молоденькая учительница опять наклонилась к моему плечу:

– У нас есть одна девочка, которая сочиняет стихи. Ей молено, потом с вами говорить? Она сегодня читает стихи со сцены, а я сижу тут с вами и перевожу.

Я сказал, что да, конечно, рад буду познакомиться с девочкой.

На сцене стояло пианино и чуть в глубине три ряда таких же длинных скамеек, что и в зале. Как места для президиума.

Но на скамейках сидели мальчики и девочки в той же школьной форме, что и ребята в зале.

– Это хор9 – спросил я соседку. Она ответила:

– Это всё. Они потом все будут выступать.

Я подумал, что столь непраздничное, примитивное расположение актеров перед концертом вызвано жалостью к ним – чтоб не приходилось ощупью выбираться из-за кулис. Но тут же понял, что жалость не причем. Просто с эстетической точки зрения концерт ничего не терял. Для зрителей все эти ребята на скамейках и так были как бы за кулисами: они возникали на сцене в тот момент, когда открывали рот.

– Но действительно сначала будет хор, – сказала моя соседка.

Да, на сцене выстраивали хор. Занималась этим заведующая интернатом, красивая женщина лет тридцати, расставлявшая ребят по местам.

На ласковую, бережную медлительность, к которой я внутренне приготовился, тут и намека не было. Решительно и быстро – за локоть, за плечо, за шиворот – заведующая выдергивала нужного мальчишку из ряда сидящих и с той же мгновенной точностью втыкала его в положенное место среди уже стоящих участников хора. Руки ее двигались стремительно, как у наборщика в типографии.

Помогала ей веселая, крупная девушка, которая болтала с ребятами, рта не закрывая, и если не смеялась при этом, то уж обязательно улыбалась. Была она в короткой юбке и тесноватой шерстяной кофте.