Зеленое все прибывало и прибывало. Обширная поляна ожила мелкой древесной порослью. Лезли из земли и тянулись вверх травки, оживали мухи, порхали мелкие птицы — синицы, щеглы, ползали в кустах птахи — зеленые и серые, с бровями и без бровей, величиной с кулак и величиной с наперсток. Но он не знал их имен.

Он словно пришел к родне, забыв, как кого звать. Стыдно!

Но вот ему стали мерещиться выступающие из деревьев здания. Стала нехорошо сниться тетка. Наверное, болела.

Он собрался и ушел теперь знакомой дорогой. Шел к станции до позднего вечера. Ночью он ехал в город. Утром увидел вышки, башенные краны, трубы и дымы.

Гремели поезда. В их близких окнах виделись люди вспыхивающими и тотчас гаснущими призраками. «Он огромен и силен — город, — думал Павел. — От него идут беды в виде Гошки и двух охотников (а сколько их еще идет в леса?). От него придет и спасение этому лесу».

Тетка даже не узнала его сразу. Она ахала, всплескивала руками.

— Как ты поздоровел! — кричала она. — А загар... — И заплакала обильными до удивления слезами. Они заструились по всем ее морщинам, на щеках растеклись шире, и все лицевые бородавки стали как островки с кустиками.

Успокоясь, рассказала, что приходили за ним из диспансера раза два... Нет, пять... Там ищут его, зовут его, жить без него не могут. И он пошел в диспансер по зеленым улицам — деревья в городе распустились. Запоздалая в цветении сирень выставила на месте будущих цветков черные угольки. В кустах сирени бурлила птичья жизнь.

Березы выбросили листья, клены — кисточки соцветий. И тополя обли-ствились.

...Врач, прослушивая его, круглил свои глаза. Павел заметил, что радужки их собраны из клинышков разного цвета. И с тихим юмором он думал, что дети врача могут быть разноглазые (наследуя отдельные кусочки его глазной раскраски — голубой, серой, рыжей и так далее). И если он ревнив, то обеспечен развлечениями до своего конца.

— Хорошо шагнули, хорошо, — похвалил врач. — Заморозили процесс. Хрипы уменьшились, и рубцевание началось. Это кислород! Но таблеточки все же попейте, попейте! И больничный выпишем. Отдыхайте.

Врач улыбается добродушно.

Он сидит в белой рубашке с закатанными рукавами, в несминаемых легких брюках. Сплошное торжество химии! Халат брошен на спинку стула. Он курит и, пуская дым, громко мечтает:

— Хорошо вашему брату, художнику. Всегда свободные люди. Эх, мне бы на лоно удрать, на все лето, если бы не работа, не ваш брат. Закатиться месяца на три! И дальше, дальше от города. Хотя теперь он всюду. Ну, бог с ним! Итак, я даю вам месяц проверки. Если резко не улучшитесь, навалюсь. И езжайте в деревню, на чистое молоко и парной воздух! Ха!.. А таблеточки получите у старшей сестры и принимайте, принимайте их.

Павел слушал его и ощущал свое ухмыляющееся лицо.

Уходя из тубдиспансера, Павел соображал, куда ехать, в какую деревню. «Надо ковать железо, пока горячо, ковать железо... Железо». Он еще не знал, куда поедет и поедет ли, и что с ним будет дальше. Знал: будет все хорошее.

И с благодарностью, с умилением вспоминал лес.

Вдруг вспомнился лось, его глаза. Павел даже остановился: они стреляли в глаза зверя. Случайно? Чтобы ослепить его и легче убить? Он, человек и художник, глаза для которого — инструмент и концентрация всего — таланта, радости, счастья, жизни — наконец, — помогал им в этом! «О, какая подлость, — думал он. — Поделом мне болезнь. Хочу болеть сильнее, хочу болеть». Он вернулся домой недовольным собой и всем прочим. Заперся в комнате.

И опять разбирался в случившемся, перебирал все.

Ведь уезжал он с радостью, с благодарностью к Гошке.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• 12
• 13
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.