«...все назначение состоит в том, чтобы сузить границы мысли. В конце концов мы сделаем преступление мысли буквально невозможным, потому что не останется слов для его выражения. Каждое необходимое понятие будет выражаться одним и только одним словом с совершенно определенным значением, а все побочные понятия сотрутся и забудутся... С каждым годом все меньше и меньше слов и все уже и уже границы знания. Революция будет завершена, когда язык станет совершенным. Приходило ли вам в голову, что к 2050 году, самое позднее, не останется в живых ни одного человека, способного понять разговор, который мы сейчас ведем?»

Вот так напористо, «весомо и авторитетно», а главное, уверенно, с загадом в «историческую перспективу», рассуждает фашиствующий ученый, а у нас седовласые дяди, с учеными степенями, рубахи рвут друг на дружке, споря о том, что понятно или непонятно современному, особливо молодому читателю слово «кубыть» и как с этим «кубыть» быть? Включать его в словари только академические, чтоб не засорять им все остальные, или уж махнуть рукой на «чистую науку» и оставить в обиходе «кубыть», ведь у самого Шолохова встречается». И как же все-таки не надоест людям это самое «читатель не поймет». Сейчас есть категория людей, и немалая, которым слова: «лажа», «бормотуха», «сачковать», «хиппёж», «бич» – -понятней и ближе, чем, скажем, такие древние слова, как «совесть» и «работа», так что же, писателям приседать перед ними: «Ах, вам непонятно? Простите!»

Шли годы, и мучила меня несделанная работа, угнетал «невыполненный» перед покойным другом долг, но я повторял повторяю и не устану повторять завещанную нам древними мудрость: «Всему свой час...» И дождался этого «часа», более свободно и, надеюсь, не так поверхностно смог написать об Александре Николаевиче Макарове, хотя и памятуя слова Горького о том, что: «...Говорить правду – это искусство сложнейшее из всех искусств, ибо в своем «чистом» виде не связано с интересами личностей, групп, классов, правда совершенно неудобна для использования обывателя и неприемлема для него».

_ А это не для обывателя и пишется, а для тех, кто еще в состоянии понять, что любое слово лжи или умалчивания для дружбы и для памяти порядочного человека, который сам ее столько видел, пережил и так от нее страдал, что и умер, наверное, по этой причине рано, унизительно.

Я не раз бывал Выковке после, пробовал работать там, ездил туда уже и из Вологды, подолгу стоял, на подмытом берегу, где потоптаны были купавы, вырваны марьины коренья, проложены так и сяк тропы, чернели язвы кострищ; запруды новоселов-бобров были порушены, снесены, кипун, где они делали тайные квартиры, более не мутился, ибо высох. Ушли бобры куда-то так же тихо, незаметно, как и появились, а может, и перебили их туристы или присосавшиеся к этим местам хваткие пенсионеры, – стоял и думал о том, что жизнь, как ни разводи руками, движется, многим из тех, что я называл Александру Николаевичу для будущей книги «Во глубине России», перевалило за пятьдесят или приближается к этому последнему рубежу. Большинство из них работают достойно своего таланта, а есть и те, что замельтешили, засуетились или погрязли в сплетнях, спорах и уединились в гордом одиночестве; есть и такие, которых утомили собственные успехи и достижения, и они изменили самим себе, начали ударяться в моду, но самое главное, появились в России новые таланты, которыми можно и нужно гордиться, поддерживать их: Валентин Распутин, Василий Белов, Вячеслав Шугаев, Геннадий Машкин, Дмитрий Балашов, Владимир Личутин, Николай Кирсанов, Анатолий Соболев, Петр Краснов, Александр Филиппович, Николай Фотьев, Михаил Глубков, Вячеслав Сукачев, Анатолий Василевский, Василий Юровских, Николай Волокитин, Валентина Ермолова. По-новому свежо засияли таланты Гавриила Троепольского, Сергея Залыгина, Николая Шундика, Леонида Решетникова, Анатолия Жигулина, Михаила Воронецкого, увы, и горькие страницы пролистнула наша литература. Не взойдя еще в зенит, угасли яркие звезды Василия Шукшина, Николая Рубцова, Виктора Курочкина, Алексея Прасолова, Александра Вампилова.

...Течет речка, подмывает берега, спрямляет излучины, роняет кусты и деревья, опрядывает и ворочает камни, падает с них, журчит и наговаривает в перекатах и шиверах. Как бы ее ни мучили, ни мутили, ни разбирали на поливку личных огородов и на обливание тел в знойные дни, сколько бы из нее ни пили, сколько бы ни вытаптывали, она справляет свою работу и за ночь успевает растащить весь мусор, растереть грязь, унести муть и к утру высветляется до дна, течет и будет течь речка, пока живы родники, ее питающие, а они там где-то, в сумеречных оврагах, в распадках и россохах, недоступные пока, слава богу, праздно шатающимся, жрущим и орущим существам. Они тихи, те роднички, их голос слышен только привычному уху, но их освежающие струи пронзают темь и, сливаясь воедино, на свет вырываются живой, бурной, сияющей речкой.

Течет речка. Жизнь продолжается. Продолжается мысль и добрые дела людей, творящих и творивших добро во имя этой самой жизни. И в перекатном речном говорке мне слышится чуть картавенький, всегда веселый говор радетеля всего живого, заботника иработника родной литературы, хорошего человека, которых еще не устала рожать российская земля.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.