С подошедшего поезда потянулись в здание вокзала пассажиры. Опережая усталых после долгой дороги людей, сонно бредущих по перрону, в тесную дверь вокзала впорхнула стайка школьников – где-то пятый-шестой класс – в сопровождении молодой учительницы. Детский негромкий гомон частично вернул его к действительности, и сквозь похмельную пелену он увидел, как девчонки обступили учительницу, приставая к ней с нетерпеливыми вопросами… Как мальчишки вольно развалились на лавках и, оглядывая неказистый зал ожидания, обменивались привычными междометиями, шуршали пакетами с чипсами, доставали из рюкзаков банки с колой…

– Хорошо бы попить… а еще лучше – выпить, – неожиданно сострил он, сам удивляясь оригинальности своей остроты. – Похоже, детишки в Спасское… Попробую… – Слегка качнувшись, он поднялся, провел пятерней по волосам и, не глядя на учительницу, с натугой проговорил: – Могу сопроводить… Усадьба… с молоком матери… каждую тропинку… Сергеич – всегда. Полина… воздержусь…

В глазах учительницы мелькнула застенчивая признательность. Она повернулась к нему и мягко спросила:

– Может, уточните, что же с Полиной? Современники считали…

– Что уточнять, – недовольно перебил он и тут же добавил: – Профура она и есть…– После чего сразу попросил аванс за «сопровождение».

Согласно кивая головой, учительница взяла его под руку и отвела в сторону.

– Простите, Полина не была… В современном понимании... Просто не любила Ивана Сергеевича… как способна любить русская женщина. – Сдвинув брови, она вежливо отказалась от сопровождения, сославшись на то, что с минуты на минуту за ребятами приедет экскурсионный автобус. Но деньги ему все-таки протянула и отошла к группе школьников, нетерпеливо поджидавших ее.

– Да-а, так способна любить только русская женщина, – зажав в кулаке деньги, нетрезво поерничал он себе под нос. И тоже отошел – к своим, томившимся в ожидании.

Вдруг за спиной он услышал громкий голос, звучавший как на уроке, и, повернувшись, увидел рослую девочку, обращавшуюся к учительнице…

– Лидия Ивановна! Профура – это куртизанка? – И, не дожидаясь ответа, шепотом добавила: – А это кто – потомок Тургенева?

– Потомок, Лёля…Бедный. Как и все мы… – Учительница оглядела лица ребят, старательно выражавших сочувствие, и стала объяснять им, как глубока в памяти народной любовь к Ивану Сергеевичу Тургеневу, и какое одухотворяющее действие она оказывает.

При этом Лидия Ивановна думала о том, как все-таки умеют любить русские женщины…

За самогоном ходили в Стрелецкую слободу к Варьке. Варька продавала его в трехлитровых банках, трояк – за литр.

Но они за банку не платили – переливали самогон в свою тару, в помятый, черный от условий эксплуатации, алюминиевый чайник.

В эту компанию его приняли охотно, как только он приехал, и у него ещё были деньги… Но не только по соображениям корысти – здесь своя этика! – а за уважение к знаменитому земляку. А также за неодобрение его заморской пассии, весьма безнравственной особы…

Всякий раз, когда восстанавливалась способность произносить слова, пёстрая троица горячо продолжала окололитературный диспут. В нём охотно участвовали и другие «патриоты на халяву», и обычные прохожие, сохранившие в себе чувство глубокой обиды за простодушного писателя: «Профура, она и есть… А Иван Сергеевич страдал…»

В ходе этих диспутов Михаил Николаевич иногда обнаруживал, что разгоряченный полемикой тот или иной участник подразумевает вовсе не Ивана Сергеевича, а Ивана Алексеевича... А то и вообще, Сергея Александровича… Совсем из другой губернии. Тоже… тяготел… Айседора та еще штучка… Извела парня…

Путаница порождалась недопитием, а недопитие, в свою очередь, создавало нездоровую атмосферу – переходили на личности и махались пустым чайником. Иногда доходило до настоящей драки, и даже лилась кровь. За родимую сторонушку, щедрую родительницу талантов…

Пора было всему этому положить конец, и Михаил Николаевич побрел к последнему рубежу своего пути. Долгого и непридуманного… Оставалось метров триста перепаханной луговины перед Окой.

Он вышел на опушку, сел на поваленное дерево и закрыл глаза… Вокзальные сидельцы, надоевшие милиционеры, буфет, закуток из шпал у пакгауза, Варькина хата… И сама Варька. Качается у забора, размазывает пьяные слезы и твердит одно: «Спаси, Бог… Ступай… Пострадал за нас, пьянь грешную…»

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.