Михаил Николаевич одолел луговину, продрался сквозь заросли прибрежного ивняка и ракиток, опутанных паутиной «бешеного огурца», и спустился к воде…

Зинаида Сергеевна сразу заприметила на той стороне одинокого неторопливого путника, как только он из лесу вышел… Ее тревожное сердце, привыкшее к худшему, всю жизнь было готово к беде, да и сны тягостные одолевали последнее время… А тут еще Надька… Третьего дня, говорит, видела на станции вроде твоего зятька, Мишку. Подойти хотела, да не посмела – в такой компании… да такой пьянющий… Конечно, Зинаида Сергеевна прикрикнула на нее, мол, вечно языком своим поганым несет что попало. Свои зятья пьянь-пьянью, вот и смотрела бы… А сердце-то заныло – нет и нет сыночка, замешкался где-то…

Григорьич встретил Надькину новость спокойно.

– Может, это и не он был. Мало ли, что показалось. Ну, а если он… Придет – посмотрим.

С трудом признав в путнике зятя, Зинаида Сергеевна споро сбежала к мосткам, неспокойными руками отвязала лодку и, ловко отпихиваясь шестом, направила её к противоположному берегу.

– Живой, и ладно… всё пройдет… Чтоб у них руки отсохли… – приговаривала она прерывающимся голосом, увидев вблизи его побитое лицо. – Всё пройдет.

На лавке у калитки уже сидела бабка Груня, соседка. Зорко оглядев чуть живого, еле влезшего в гору Зинкиного гостя, бабка зычным голосом авторитетно объявила в пространство:

– Ванька мой вот также попил две недели, да и помер!

Зинаида аж задохнулась от гнева, вот же народ, а! Но вслух строго и коротко известила бабку и всю общественность в её лице:

– Ограбили его… в командировке. – Затем подпихнула зятя вперед себя, в калитку. – Ступай, нечего тут красоваться…

На плече у зятя висела старая зелёная авоська. В ней он вёз подарки: две бутылки «Лучистого», опустевшие к концу пути, с десяток луковиц, два побитых кабачка и… лысую куклу с голубым глазом, в грязных кружевных панталонах и в манишке.

Когда вошли в дом, тёща повесила в сенцах авоську и не удержалась:

– Кому ж вёз такую красавицу?

Михаил, помедлив немного, видимо, вспоминая, просто сказал:

– Дочке вез… – (Забыл он, что она уже взрослая и… совсем в другом месте.)

– Под бугор выкину, чтоб никто не видел, – смахнула теща выступившие от обиды слёзы.

Она быстро приготовила зятю яичницу с салом, как он любил, подала солёных огурчиков, поколебавшись, поставила на стол бутылку «Мценской».

– Ну, ты кушай, сынок, отдыхай… А мне надо по хозяйству сбегать.

Потом уже он узнал, что она бегала на почту, за десять километров, в Отраду – отбить дочери телеграмму. Мол, у нас Мишка. Живой. Побудет, сколь надо.

Возвращалась Зинаида Сергеевна через Городище, где Григорьич ремонтировал технику после уборочной. Ехали домой на его дряхлой «Беларуси». Вместо второго сиденья в кабине стоял ящик с гремящими железками, покрытый промасленной телогрейкой. Тут и примостилась она худеньким своим телом.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.