– Отбили? Врун ваш генерал Прайс. Он и не думал сражаться за сына, он сбежал. Скажи им, Йонеш.
– В той деревне, – водитель показал паклей в направлении, где, по его представлениям, должна была находиться Борщаговка, – им сказали, что видели мальчика. Маленький, рыжий, генерал Прайс тоже рыжий. Если партизаны не вернут ему сына, Прайс...
– Гуго! – вдруг завопил баварец, взбешенный чрезмерной болтливостью своего товарища.
– Но, но! – прикрикнул на баварца Йонеш. Баварец сказал, что нечего лезть в дела генералов, что он солдат...
– Хватит, – сказал Савватей. Потом собственноручно запер мельницу и положил ключ под балку, как это обычно делают мельники.
Однажды, когда нас выкурили из леса, мы прожили несколько дней здесь, на мельнице, изображая из себя помольщиков. Около мельниц стояли возы, тут же паслись расседланные, стреноженные кони, порожние мельницы вертели крыльями, и так продолжалось до тех пор, пока из Маминцов и других близлежащих сел не потянулись сюда настоящие помольщики (главным образом помольщицы) с мешочками. Савватей был у нас за мельника, молол без помолки, однако, как только помольщики разошлись, покинули мельницу и мы. Тайны не держатся на женских языках. Гестаповцы, явившись на мельницу, обнаружили здесь только золу от костров, на которых мы варили чумацкую кашу без соли. Теперь пленники будут сидеть здесь до тех пор, пока не задуют ветры. Двери на мельнице крепкие, а окна что твои бойницы (от воров), и пленникам вовек не постичь «фортификационного» назначения этих амбразур в крылатом сооружении.
Йонеш сгреб мальчика за ворот и, приподняв над санями, прошептал, еле сдерживая гнев:
– Фон Прайс?
– Да, да... – виновато закивал Франц.
– Теперь старый пес от нас не отстанет... – сказал Йонеш. – Это знаменитый генерал Харро фон Прайс. Из ганноверских баронов. Получил ранение И ехал в тыл. Вы из Ганновера? – обратился к Францу, понуро стоявшему возле саней.
– Да. Ганновер все, капут. Бомба. Американ бомба. Поэтому отец взял на фронт... Сестры погибли...
– А откуда знаешь Фельдбаден? Фельдбаден придумал старый Заукель. Он был большой выдумщик. И пивоваров Тильпов он придумал. Францу очень нравилась эта сказка. Особенно Тильпы.
– Проклятые Тильпы, – раздраженно проговорил Савватей, когда Йонеш перевел слова Франца. – Оставили этого генеральского франтика на нашу голову. И что теперь с ним?.. Как его отдать?
Проснулся партизанский жеребенок, родившийся этим летом в лесу. К зиме он замохнатился, а сейчас был весь в инее и оттого трогательно симпатичный и словно бы не из этого сурового мира, а из зимней сказки. Животные не любят властности, они выбирают себе товарища по сердечности, и наш жеребенок еще в лесу успел подружиться с Палазей и теперь держался ее саней. Проснулся, глядь, а на санях никого нету.
– Ноги! Ноги спасайте! – кричит Настя. Онисью Паньковну подхватывают и несут к
саням. Настя изо всех сил растирает снегом ее босые ноги. Из тумана проступила фигура коня, на котором прискакала сюда Онисья Паньковна. Недалеко от мельницы она упала и уже не смогла взобраться на коня: слишком высокий.
Когда площадь окружили танки, Онисья Паньковна заметила неподалеку лошадь и выбралась из толпы, однако ей никак не удавалось оседлать этого скелета, пока наконец не догадалась скинуть сапоги. Мальчики стояли в ряд у стены костела и встретили смерть, как взрослые, только матери голосили на площади. Что было дальше, Онисья Паньковна не знает: она летела сюда через поля, блуждала среди скирд и снопов. Потом на Маминцы прошли танки, верно, те самые, что были там. А тот палач на костыле, с белой ногой, грозился, что вырежет всех под корень, если ему не вернут пленного. Один из ребят – совсем карапуз, видать, с печки стащили... тоже погиб под стеной.
Кто-то разулся, передал учительнице сначала один валенок, потом второй. Это Тюльпан, у него в мешке оказались еще не надеванные сапоги – припас на оттепель.
В Маминцах застрекотал пулемет. Франц встрепенулся, бросил испуганный взгляд на Савватея, а тот, поднявшись на стременах, искал в толпе Мишку-Татарина. Пулемет грозно затрещал и умолк, словно бы испугался сам себя.
– Твои? – спросил Савватей, стегнув коня.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.