Вскоре мы сами увидели, за какие «преступления» арабы попадали на каторгу. На наших глазах один алжирец сорвал в помещичьем саду несколько персиков и тут же начал жадно есть их. Он был так голоден, что, запихивая в рот сочную мякоть, дрожал всем телом. Надсмотрщики сбили араба с ног, стали хлестать кнутами, но он словно не чувствовал побоев и торопился проглотить персики. За это «преступление» араб был осужден на три года каторжных работ.
Единственная цель таких драконовских законов, которые распространялись только на арабов, - поставлять бесплатную рабочую силу помещикам, фабрикантам, заводчикам, владельцам шахт и рудников.
Арабов - каторжан охраняли жандармы, вооруженные револьверами и кнутами со стальными наконечниками. Жандармы жили роскошно: имели богато обставленные дома, сады, многочисленную прислугу из тех же рабов. В роли горничных эти «властители» предпочитали арабских девушек, которые, как правило, не задерживались на такой работе больше года и уходили с пополневшей фигурой.
Кроме четырехсот алжирцев, на полях «короля Далеза» трудились двести русских солдат, отобранных на невольничьем рынке в Монвиле.
Мы страдали от жары не только днем. Как - то раз около двенадцати часов ночи в нашей палатке вдруг раздались крики:
- Братцы, земля горит! Погибаем!
Все вскочили в панике. Земля невыносимо жгла босые ноги, воздух обжигал даже горло. Оказалось, что с юга дули ветры, раскаленные даже ночью до шестидесяти градусов.
Этой ночью никто не мог заснуть. Весь запас воды мы выпили за несколько минут. От жажды мутилось сознание.
Вода... В Алжире мы слышали такую легенду. Еще во времена завоевания Францией Северной Африки какой - то французский офицер, чтобы затруднить продвижение берберских племен, отравил колодец. Алжирцы преследовали отряд этого офицера две недели, наконец, окружили его и взяли в плен. Ни одного из солдат берберы пальцем не тронули. Не тронули и офицера, наоборот, они хорошо его накормили, но не давали ни капли воды. А когда офицер попросил воды, ему показали на отравленный колодец: «Пейте, господин, пейте сколько хотите...» Офицер побагровел от злости и закричал, потрясая кулаками: «О, варвары!» Через три дня отравитель поседел. На пятые сутки ему принесли воды. «Пейте, господин. Это хорошая вода», - сказал араб, подносивший чашу, и отпил несколько глотков... Всех солдат берберы отпустили, снабдив пищей и водой. Специальный конвой сопровождал их по территории, которую контролировали алжирцы. На прощание солдатам сказали: «Идите с миром. Мы люди свободные и никого не лишаем свободы». Рассказывают, будто бы солдаты стали передавать эту историю из уст в уста. Об этом узнало французское командование и расстреляло почти всех очевидцев, обвинив их в «преднамеренной агитации в пользу врага»...
Наша жизнь во владениях «короля Далеза» была тяжела и беспросветна, но жизнь арабов еще тяжелей.
Надсмотрщики старались держать нас подальше от арабов, опасаясь, вероятно, что мы «заразим их большевизмом». Но однажды нам пришлось работать рядом с каторжанами - алжирцами. Они обрезали виноградные прутья. Щелканье железных ножниц напоминало ожесточенную ружейную перестрелку. Двести человек двигались лавиной, а за ними по пятам шли жандармы с плетками в руках.
Был полдень. Как всегда, нещадно палило солнце. Восемь обессилевших арабов уже не поспевали за своими товарищами. Жандармы налетели на них со всех сторон и начали сечь плетками. Стальной наконечник попал одному из невольников в глаз. Раздался душераздирающий крик. Жестокость жандармов потрясла нас. Власов, Волокитин, Тюрин, я и еще несколько русских бросились на помощь арабу, но кто - то из жандармов предостерегающе крикнул, и все они, как по команде, выхватили револьверы. Нам пришлось отступить.
В тот же вечер мы случайно познакомились со стариком - арабом, имя которого моя память, к сожалению, не сохранила. Он поведал нам страшную историю.
- Я тридцать лет работаю на здешнем винном заводе, - рассказывал старик. - Мы не каторжане, считались свободными людьми, но платили нам всегда так мало, что на заработанные деньги можно было купить только несколько пачек табаку. Однажды нам совсем перестали платить. Был среди нас один смелый человек. Он сказал: «Хватит терпеть. Мы должны бороться». И мы выступили. Перерезали телефонные провода, стали укрепляться. Но мсье Далез перехитрил нас: у него оказался секретный телефон, проложенный под землей, и он тут же позвонил в округ. Через полчаса прискакали жандармы, но учинить над нами расправу они не могли: нас было все - таки очень много. Тогда мсье Далез передал через своего слугу, что принимает наши предложения, увеличит наш заработок и со дня выхода на работу будет вполне прилично платить. Мы поверили. Вообще народ наш отходчивый. Но мсье задумал черное дело. Когда мы явились на завод, управляющий приказал нам снести все пустые бочки из - под вина в подвалы. Мы, конечно, выполнили приказание, а когда спустились в подвалы, железные двери неожиданно захлопнулись, и хлынула вода. Все девятьсот человек погибли. Один я выбрался чудом, выполз по трубам... Потом я сказал, что в эти дни болел и ничего не знаю о волнениях. Иначе мне бы не жить на свете: такие свидетели у нас долго не ходят по земле.
Старик помолчал, а потом, утирая слезы, сказал:
- Мсье Далез - человек, у которого нет сердца.
- А другие лучше? - спросил Василий Свинцов.
Старик поднял на него печальный взгляд, встал и, тяжело ступая, побрел в свою конуру, где он, одинокий и больной, доживал жизнь...
Прошло лето. Работа на виноградных плантациях кончилась. По взаимной договоренности колонизаторов нас перевели к помещику Газану, на полях которого к тому времени поспела пшеница и фасоль.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.