Поначалу Белка слушала его и слушалась, но в ее работе на тренировках он чувствовал сторожкую заторможенность, принужденность – она была тугой пружиной, которая все распрямляется и бьет по пальцам. Столетов полагал, что Белка привыкает, проверяя его и себя, но то была не проверка – недоверие. Дни пели, оно не исчезало.

И вдруг неожиданно на одном из занятий Сергей Ильич увидел ее распахнутые глаза, они оказались янтарны и незащищены, а в полуоткрытых губах, когда она его слушала, быстро, понятливо кивая, было радостное детское старание. И все у нее полилось – элемент за элементом, комбинация за комбинацией.

Вечером дома он принялся искать, отчего это случилось, и догадка поразила его. В тот день рано поутру, до тренировки, у него состоялся неприятный разговор с непосредственным начальником, который вскользь, но веско заметил, что Столетов зря пошел, на авантюру. Он, мол, разрывается между Точилиным и Беловой, тут и там недодает, и это бы ему простили, будь оба новички, а не чемпионы. И если даже один из них станет выступать хуже, случись тому даже объективные причины, «на тебя, Сергей, таких собак повесят – гляди». Столетов выслушал, улыбнулся, отошел, сминая ладонью улыбку, оттягивая ее вниз, к подбородку, и подбородок под пальцами показался нетверд, дрябловат. Что-то тонко подрагивало потом в нем весь день, и Белка, почуяв эту дрожь невероятным чутьем, старалась помочь, чем могла.

Оказалось, с ней все нужно другое. Не маска – открытость. И, подумав на миг, что вот струна, на которой можно играть – «помоги, мне тяжело», – он вынужден был сразу прогнать эту мысль. Она выглядела тактической и, значит, искусственной, а Белка хотела и ждала от него только естественности, искренности, только на нее отзывалась.

С этого дня Сергей Ильич постепенно и все больше начал углубляться мыслями в свою жизнь, настоящую и прошлую. И только те дни мало-помалу стали казаться ему прожитыми совершенно не зря, когда он был молод, воевал, когда только стал тренером, и им управляли первые чувства, а не вторые, не третьи, добавлявшие к порывам расчет. Он пугался себя и смеялся, что стареет и слабнет. Как ему было воспитывать в Белке трезвость, подвластную только разуму, если самому на вершине, в которую он взошел, сделалось зябко?

Все зависело от нее. Если на этих соревнованиях она провалится, значит, ему надо уходить. Точилин крепок, он проживет и без Сергея Ильича.

На табло возле брусьев зажегся зеленый огонь и номер Зои Беловой. Столетов увидел ее профиль, склоненный над ящиком с магнезией. Она окунула руки в белую пыльцу, поднесла их, сложенные ковшом, ко рту, легко дунула и, неся их перед собой, сосредоточенно ступая, пошла к снаряду. Положила пальцы на нижнюю жердь, стиснула ее, подобралась всем телом.

Жерди тихо поскрипывали, крохотное светлое облако взвивалось над ними там, где их сжимали ладони. Когда носки пролетали над помостом так близко, что, кажется, вот-вот коснутся его и инерция сомнет, обезобразит течение комбинации, Столетов напряженно подавался вперед, невольно силясь помочь Белке, как ребенок в трамвае толкает спинку переднего кресла, чтобы ехать быстрее. Это было с ним тоже как никогда прежде, это было смешно. И то, что он закрыл глаза в момент ее соскока, тоже было смешно. Он услышал короткий удар о помост, мгновенный вихрь аплодисментов, вздохнул и открыл глаза. Белка бежала вниз по ступеням с мокрым смеющимся лицом.

– Ну, вот, – сказал он, – пустяки всего дела, а ты боялась.

– Я не боялась, – сказала она, утирая пот, мешая его с магнезией, растягивая ладонями щеки, глаза, улыбку. – Вы же не боялись.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 16
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.