- У нас тоже есть большие участки, - сказал он. - Там, в горах, возле Сарезского озера, есть почти две тысячи гектаров ровной земли. Там можно создать крупное животноводческое хозяйство. Напои эту землю, и через неделю она зарастет густой дикой люцерной. Кто на Сарезе не бывал, тот Памира не видал...

Шамбе тоже считал, что животноводческий уклон наиболее продуктивный в этих условиях. Выращивать товарное мясо здесь выгоднее, чем товарный хлеб.

Шамбе пробовал на этой земле все культуры, о которых писали газеты. Но не все они, далеко не все давали эффект! Он пробовал лично, не передоверяя никому и прикрывая своим долговязым телом вверенные ему хозяйства от фанфаронских налетов служителей очередной моды.

- Когда я заступился за люцерну на совещании, человек, которого я уважал, назвал меня болтуном, - застенчиво сказал Шамбе. - Я вернулся и стал искать подтверждение его словам. Человек не должен пускать слов на ветер. И если меня назвали болтуном, значит, это правда, и я должен стать другим. Я не обиделся на него, ибо он был известным ученым. И я ему верил. Я снова и снова перечитал книги, по которым учился, я думал и вдумывался, стараясь понять свою ошибку. Но ошибки не было. Я был прав. Даже моего опыта и моих знаний оказалось много для того, чтобы в этом убедиться Я не уважаю этого человека. Слово его оказалось пустым, как болтовня старухи...

Как это просто делается, читатель! Как просто в угоду тому, во что сам не веришь, угодничая перед тем, чего просто нет, наносится удар по чужой жизни, чужой судьбе, знаниям и опыту! По чужой чести! Будь мужчиной, читатель. Не кланяйся химерам. Это недостойно человека. Ибо старые хафизы говорили: не ругайся, если зол, остынь. Может быть, тот, кого ты обругал, достоин похвалы. Или, говоря проще, выслушай рядового специалиста. Он ведь тоже кое-что знает...

Я слушал Шамбе, человека, не ведавшего о своем мужестве. Он живет в краю, где героизм все: и вспахать землю, и посетить больного, и доставить письмо или избирательный бюллетень. Он живет в краю, где люди пишут на вершинах гор лозунги, призывающие к подвигам, не отдавая себе отчета в том, что даже написать этот лозунг - подвиг.

Мы подобрались к чертову мосту, и машина пошла задом вдоль скалы, выискивая нишу, чтобы развернуться.

Чертов мост трепетал над бешеным Бартангом, упираясь в узкую тропку на том берегу. Эта тропка уходила куда-то в сплошной каменный вздор, мрак, тянулась по обрывам и через водопады еще шесть километров в почти недоступный кишлак Ридз, где комплексная бригада борется за шестнадцать центнеров бобовых культур, шестнадцать центнеров ржи и четырнадцать центнеров пшеницы с гектара...

- Когда будете проезжать Поршнев, -вдруг сказал Шамбе, - поднимитесь к чашме Насыра Хосрова. Говорят, он когда-то пришел туда из своих странствии, воткнул в камень посох и развел костер. А когда вынул посох - из дырки ударил источник. Чашма. Поэт не удивился. Он взял головешки и опустил их в эту воду. Головешки пустили корни и растут до сих пор... Не я говорю, старики говорят... Огонь, вода, земля и воздух дают жизнь. Нужно только потрудиться - воткнуть посох. Это я просто так рассказал, к слову. Конечно, как агроном я считаю, что деревья над чашмой моложе Насыра. Но это, по-моему, неважно.

Здесь можно либо стать философом, либо разучиться думать. Рассказав про Насыра Хосрова, Шамбе почему-то спросил:

- Может быть, мне, как коммунисту, нехорошо знать такие сказки?

Маликов возразил:

- Коммунисту все хорошо знать, Шамбе. И чем больше, тем лучше.

Шамбе вздохнул.

- Надо только воткнуть посох, - сказал он. - И все будет так, как должно быть. Надо воткнуть посох - это стоит того.

Возле своей конторы у Шамбе считанные грядки. Он испытывает пшеницу, лук, тыкву и арбуз. Он живет там, как Робинзон и Пятница, этот настойчивый Суббота. Он начальник, от него ждут рекомендаций. Поэтому он должен все испытать сам.

Мы ходили по вечернему Рушану и слушали его звуки. Гремело радио, неслись динамические голоса из кино, и где-то вполголоса наигрывал рубоб - инструмент великих хафизов. Темнели марсианские каналы на горах, и ярко горели розовым пламенем снеговые вершины, с которых солнце пока еще не торопилось уходить.

В чайхане загорелся свет, освещая пиалы, чайники и шахматные доски. Черноглазые мусульманские мадонны кутали младенцев в пестрые шали. На улицах появились первые вечерние пижоны в модных брючках.

Маликов показывал кишлак. Он говорил мало, но всегда точно. Я почему-то вспомнил вычитанную где-то орнаментальную мысль и сказал ему:

- Говорят, надо идти с открытыми глазами, и судьба обязательно подарит тебе приятную неожиданность.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.