На редкость приятная работа — писать о том месте, которое знаешь и любишь много лет.
Между тем любовь эта — вовсе не с первого взгляда.
Двадцать лет назад, в середине шестидесятых, я впервые попал в Восточный Крым. Помню, как вышел из автобуса, забросил чемодан в сыроватую комнату дощатого домика, легко сориентировался и пошел, уже налегке, гуляющей походкой свободного человека. Куда пошел? Да к морю, куда же еще. Юг, море, зелень, горы, а впереди чуть не месяц без спешки и забот — разве не жизнь?
Я вышел на набережную, довольно узкую и короткую, метров, наверное, четыреста из конца в конец. Посмотрел налево и увидел невысокие холмы, где песчаные, где покрытые выцветшей, желтоватой травой. Посмотрел направо — там виднелись такие же холмы, разве что повыше, ну, может, маленькие горы, негусто покрытые кустарником. Посмотрел вперед и увидел заливчик, отделенный от простора вот этими, справа и слева, холмами. Обернулся назад — за разномастными домишками поселка Планерское виднелась холмистая выгоревшая степь.
До сих пор помню охватившее меня чувство острого разочарования. И это — юг, и это — море, а эти лысые наросты — горы? Да куда они годятся? После Алтая и даже Карпат, после пройденных мною пешком пяти хребтов Большого Кавказа...
К тому времени я уже не раз бывал на юге и хорошо знал Кавказское побережье с выходящими чуть не к самой воде буйно зелеными горами, сахарными снежниками на горизонте, знал веселую Ялту, ярусами поднимающуюся по склону горы.
У меня было абсолютно четкое представление о том, каким обязан быть настоящий юг. А тут... Обманули, бог ты мой, как же меня обманули. Заманили чуть не на целый месяц, не пропадать же путевке.
Даже старинное название поселка — «Коктебель» — показалось мне не приятным, а нервным.
Вот таким, именно таким было мое первое впечатление от Восточного Крыма.
Теперь мне надо понять самому и объяснить читателю, почему этот неброский и небогатый кусок земли, столь заметно уступающий в роскошестве соседним районам, стал частью моей жизни, почему то, что поначалу обескуражило, вот уже два десятка лет радует глаз и лечит измотанную суетой душу. Какой тайной владеют эти сухие холмы?
Я никогда не был в Японии и только по описаниям, фильмам и фотографиям знаю, что такое «сад камней». Но сама идея этой мудрой игрушки не может не восхитить. В Японии тесно: поля лоскутны. дома крохотны, комнатки с вагонное купе. Где найти простор для ландшафтного парка?
Японцы отыскали выход: придумали сад камней.
Он крохотен, по его тропинкам не побегаешь. Этот сад не для ног, он для души. Сотворенный руками человеческими, он как бы символ природы, образ природы многоликий, неожиданный и загадочный, как она. Всматриваться в него сложно до бесконечности: чем дольше глядишь, тем больше открываешь.
Сад камней учит не просто наблюдательности — он учит глубине.
На мой взгляд, Восточней Крым — наш сад камней.
Эта степь, эти холмы голые, эти длинные каменистые пляжи с нечастыми песчаными пятнами не приглашают нас к восторгам — они зовут вглядеться и задуматься. О природе, о себе, о жизни, о том, что произошло, и о том, что не произойдет никогда.
Наверное, ничто так не развивает фантазию, как однообразная степная дорога — идешь по ней час. два. четыре, а впереди все та же дорога и все та же степь. Реалисту нужна пища для глаза, романтику — отрешенность и покой для воображения.
Впрочем, все это достаточно условно, жизнь сложней.
Но вот факт: Восточный Крым дал русской культуре трех знаменитых романтиков, трех очень разных, но одинаково странных больших художников — живописца Ивана Айвазовского, прозаика Александра Грина и поэта Максимилиана Волошина. В какой ряд поставить любого из них? Где предшественники, где последователи, где соратники? Так и стоят особняком, озадачивая ученых людей своей непохожестью на прочих классиков, не укладываясь ни в какие рамки, не подходя ни под какие мерки. Да и друг с другом их не объединяет почти ничего, разве что вот эта непохожесть да живой ручей юных паломников в кроссовках и кедах, ежегодно в каникулярное время обтекающий три могилы в Восточном Крыму.
К Айвазовскому. Грину и Волошину можно относиться по-разному — и относятся по-разному. Любить их вовсе не обязательно. Но из нашей духовной жизни их не уберешь — образуется ничем не заполнимый провал. До чего же яркие были личности! Три человека, три художника, три легенды...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.