Сухие холмы Киммерии

Но, пожалуй, сперва о другом.

Воображение в этих местах будят не одни лишь ландшафты.

Я — москвич, житель города не только великого, но и древнего и очень горжусь, что моей Москве восемьсот с лишним лет. Но даже Москва — подросток рядом с Феодосией. Керчью или Судаком, которым по двадцать пять веков! Вот это возраст! Еще не родились предки Юрия Долгорукого в пятидесятом колене, а жители греческих колоний в Восточном Крыму уже строили дома, причалы, дороги, успешно вели прибрежную и дальнюю торговлю.

Города располагаются не только в пространстве, но и во времени. В этом измерении поселения Восточного Крыма славны, могущественны и обширны. Многочисленные племена и народы кочуют, воюют, торгуют, плавают, строят и рушат на страницах исторических хроник. Древнейшие тавры, охотники и рыболовы, античные греки, загадочные аланы, византийцы, хазары (те самые, которым мстил «вещий Олег»), скифы, половцы, генуэзцы, татары, турки — кто только не оставил свою строчку в этой летописи, свою тропинку меж здешних холмов, свою могилу на местном кладбище. Восточный Крым — Киммерия — драгоценный материал для историка, счастливый шанс для археолога. Да что там археологи — обычные курортники, ныряя, достают со дна здешних бухточек обломки древних амфор.

Три человека, три художника, три легенды.

Наверное, самый знаменитый житель Феодосии за все двадцать пять веков — живописец Иван Константинович Айвазовский. После купцов оставались деньги, после завоевателей — кладбища, после тиранов — тюрьмы. А после художника остались картины — десятки полотен в музеях мира. Люди толпятся, смотрят, хвалят за мастерство, ругают за холодность, кого-то противопоставляют художнику, кому-то противопоставляют его — и повторяют, повторяют, повторяют его фамилию. Даже поговорка сложилась, бытовая и чуть насмешливая: «Достойно кисти Айвазовского!»

А кого еще из живописцев приплывала поздравлять с юбилеем целая эскадра? С Айвазовским же случилось именно так: на празднование всего лишь десятилетия его творческой деятельности пришли из Севастополя шесть военных кораблей под флагом самого адмирала Корнилова!

Живопись Айвазовского можно оспаривать: однообразен, дескать, поверхностно-романтичен, чего только о нем не говорят! — а вот славы не оспоришь. Факт.

Живописец был очень необычный.

Почти всю жизнь он прожил у моря, шум прибоя долетал сквозь открытые форточки, гул штормов — сквозь задвинутые шторы. Подойди к окну феодосийской мастерской — и вот оно, море.

Изо дня в день, из года в год Айвазовский писал море.

Повернувшись к нему спиной.

В сине-черной, в зелено-белой, в шуршащей, шумящей, бушующей натуре Иван Константинович не нуждался. Утверждал, что пишет по памяти. Этой версии придерживаются и лояльные к нему искусствоведы.

Но можно ли помнить то, чего нет? Кто, где, когда видел моря, изображенные на картинах Айвазовского? Эти прекрасные волны, прекрасные штормы, прекрасно гибнущие прекрасные парусники и плоты?

Я не искусствовед, но все же рискну предположить, что прославленный феодосиец всю жизнь переносил на полотно море, рокотавшее в нем самом. Он не писал бурю с натуры, потому что сам был слишком бурной натурой — реальной стихии Айвазовскому не хватало. Он бросался на холст, как тигр на теленка, — на огромное полотно порой уходило три-четыре дня.

Драматурга Лопе де Вега современники называли восьмым чудом света — и заслуженно: испанский гений написал около тысячи пьес. Иван Константинович столь высоких похвал не удостоился, а после него осталось шесть тысяч полотен! Впрочем, Айвазовский в восторженных словах не слишком и нуждался — в своем призвании он не сомневался и вообще комплексами не страдал. Здоровья судьба ему отсыпала щедро: рослый, сильный, он прожил восемьдесят три года и умер, что называется, с кистью в руке. Живопись Айвазовского и при жизни пользовалась большой популярностью, художник был богатый человек.

Тем не менее, как всякий труженик, цену деньгам он знал и тратил их с умом. Самые большие вложения делал в людскую память. Так, построил на набережной большую красивую галерею и подарил городу вместе с коллекцией своих картин. Сделал и еще подарок согорожанам, не столь творческий, но очень полезный: городской водопровод с фигурными фонтанами.

Феодосийцы отвечали добром на добро: художника любили при жизни и чтут после смерти. Ближняя к Феодосии железнодорожная станция называется Айвазовская. Рядом с картинной галереей стоит памятник Ивану Константиновичу: бронзовый художник смотрит на море, которое при жизни столько раз писал, не глядя на него.

Полная, счастливая, целиком удавшаяся жизнь...

Прозаик Александр Грин тоже жил в Феодосии, но городу ничего не подарил. Не от скупости — этому романтику просто дать было нечего. Жил в бедности, умер в нищете. Это произошло уже не в Феодосии, а в Старом Крыму.