В тот день Махаз упал со смоковницы. Наш немолодой сосед по-детски неистребимой страстью любил сладчайшие плоды этого восточного дерева. Казалось, из сладости инжира он извлекал воспоминания о давних чарах любви, о каком-то дивном сладострастии.

Махаз был неграмотным и библию знал лишь из рассказов своей жены. К библейским сказаниям у него было свое отношение. Например, что Адам и Ева прикрывались именно фиговыми листами. Махаз считал вполне закономерным, как и то, что первородный грех мог быть связан лишь со смоковницей.

Если бы Махаз знал картины великих мастеров Возрождения, изобразивших сцену искушения запретным плодом, он легко уличил бы их в неправдоподобности. На этих полотнах Ева вкушает яблоко. Но кого можно соблазнить яблоком! Трудно поверить, что первая женщина могла польститься на яблоко!.. Плод, которым злодей искушал Еву, мог быть только смоковницей, только инжиром.

Сами посудите, зачем было Адаму и Еве прикрываться фиговым листом, если грех был совершен под яблоней? А раз вы прикрылись фиговым листом, значит, и грех был совершен вами под фиговым деревом, под смоковницей. Вот почему мужские доспехи Адама и очаровательное лоно Евы были укрыты листами смоковницы. Сам вкус этих плодов столь обольстителен, что сравним лишь со сладостью любовного томления.

Получается любопытная вещь. Сначала был познан грех. Затем познание греха вызвало стыд. То есть плод дерева возбудил грех, а лист этого же дерева участвовал в раскаянии, которое и сейчас чувствуют многие люди после того, как совершат грех. Вот насколько сильной оказалась преемственность человеческих ощущений.

Словом, Махаз упал со смоковницы, а это не только в нашем селе Алра, но и во всей Абхазии считается последним делом. Пристрастие к инжиру расценивается как свидетельство постыдной слабости. А Махаз очень любил инжир с самого малолетства.

Кстати, любовь детей к инжиру непредосудима. Но Махаз пронес эту неистовую любовь сквозь молодость и зрелость. А там уже — чем меньше ему приходилось потреблять любовной сладости, тем яростней становилась его страсть к сочным и до липкости сладким плодам инжира.

Представители местного дворянства, которых мы успели застать живыми, умели воздерживаться от плодов смоковницы, высокомерно считая это делом плебса. Но и наше гордое абхазское крестьянство умело порой показать настоящие образцы воздержания. Однако удавалось это не всем. И те, кому это было не под силу, давали волю своей слабости лишь втайне от других.

В Абхазии растут как летние, так и поздние сорта инжира. Потому начало лета Махаз называл про себя любовно и ласково — Маленький Инжирчик, а осень — Большой Инжирчик.

Плоды ранних сортов более крупные и более светлые, хотя и не столь сладкие. Созревая, их мордашки растрескиваются, теряя девственную цельность, и расплываются в багровой улыбке любовного прилива.

Но вот наступает долгожданная для Махаза пора Большого Инжирчика. Осенние сорта успевают неторопливо набрать больше сахара, чем летние скороспелки. Плоды позднего инжира не столь крупны и гораздо темней. А вот турецкий инжир, так тот и вовсе виснет меж шершавых листьев сизыми каплями. Своеобразный Бахчисарайский фонтан искушений.

Снимать шкурку с турецкого инжира — хлопотное дело. И все-таки Махаз своими уже по-старчески не гнущимися пальцами раздевал плоды донага, поедал их со стоном и в постыдной для старика ненасыщаемости поднимался на все более высокие ветви. И уже там, на самой верхушке дерева, как на своеобразном гребне обжорства, он не просто сумел насытиться, а как бы вошел в состояние наркотического блаженства. Потеряв равновесие, он сорвался со смоковницы и даже сбил своими ребрами несколько не очень больших веток этого рыхлого и легко обламывающегося дерева.

В одно время в окрестных лесах скрывались два брата-абрека. Они убили человека, оскорбившего честь их семьи. Но, пристрелив обидчика, не вышли из леса, как это обычно делают абреки. И вовсе не потому, что могли ждать ответного террора от родственников убитого. Это почти не волновало их отчаянные головы. Просто они решили поубивать всех, кто когда-либо оскорблял их близких родственников в пределах пяти поколений, то есть со времен русско-турецкой войны. Они решили раз и навсегда выяснить отношения со всеми обидчиками, чтоб больше не возвращаться к этим делам.

Кроме того, оставив иных обидчиков рода нетронутыми, они были б несправедливы к уже убитым обидчикам. Получается, что одним можно оскорблять, а другим нет. Или за близкого родственника отомстил. а за чуть более дальнего, которого твой дед любил сильнее, чем брата, — не отомстил. Значит, пускай он лежит в сырой земле неотомщенный? Как будто не осталось у них в роду достойных потомков...

И вот сидят крестьяне нашего села Алра в табачном сарае, устланном душистым папоротником, и нижут табак. И на вопрос одного крестьянина, где сейчас находятся братья-абреки, Лагустан иронично заметил: «Где им еще быть, сидят, видимо, под Инжиром Назира!»

Хромоногий ехидна и горлопан позволил себе этой фразой слишком многое. Прежде всего он предавал гласности, что братья-абреки часто укрываются в доме моего деда Назира. Этим самым он выдавал и местонахождение абреков, и личность их укрывателя.

Кроме того, получалось, будто хозяин дома не предоставил своей крыши гостям, тем более абрекам, укрыть которых считается долгом чести любого джигита.

В довершение всего упоминание смоковницы в устах ехидны Лагустана намекало на то, что братья-абреки вели голодный образ жизни и были вынуждены прибегать к сомнительным услугам этого порочного дерева, что в равной степени оскорбляло и отчаянных мстителей, и хлебосольство их укрывателя.

Слова Лагустана дошли до лесных братьев, вооруженных по последнему слову военной техники тех лет. Дело в том, что в 1905 году, подготавливая массы к будущей вооруженной борьбе, Серго Орджоникидзе и его соратники выгрузили на наш берег много оружия и боеприпасов. Поскольку большевиков у нас тогда было мало, а оружия оказалось очень много, то местные абреки ходили обвешанные гранатами, как елочными игрушками.

Говорят даже, будто жена одного абрека — впоследствии революционера, — пикируя на грядки плантации табачную рассаду, делала лунки в земле не обычной клюковатой палкой, а дулом сверкающего револьвера образца 1905 года.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.