— Тетя Награда, — кричали то и дело у ее ворот соседские дети, — угостите, пожалуйста, семечками.

Нюра очень любила семечки, которые целыми мешками присылали ей с Кубани. Она научила лузгать семечки всех окрестных детей, и они постоянно попрошайничали у ее ворот.

Уже несколько дней он лежал в постели, и ему не становилось лучше. Слухам о том, что он якобы упал с коня, почти никто не верил, хотя и делали вид, что верят. У Махаза, правда, был конь, но он давно на нем не ездил. Этого полуодичавшего мустанга было почти невозможно поймать. Между тем смоковница-обольстительница смущенно стояла на хорошо обозреваемом склоне позади каштанового дома и как бы сама признавалась, что это она погубила престарелого сластолюбца своими чарами.

Он умирал в муках на исходе Большого Инжирчика. Поговаривали, что у Махаза серьезно поврежден позвоночник. Родственникам, заполнившим дом умирающего, каждый день казался последним для больного.

В полночь, когда уже почти не было посторонних, прибывшая к умирающему брату старшая сестра Махаза послала соседского парня к смоковнице. Расторопный парень с коптилкой в руке вернулся вскоре с полной миской сизого инжира. Миску с плодами инжира поставили у изголовья больного.

Сестра Махаза, за свою жизнь проводившая на тот свет не одного покойника, имела в этом деле незавидный опыт и делала все четко и уверенно. Это спасительно облегчало растерянное бездействие менее опытных родственников.

Она раздавила своими уже по-старчески узловатыми пальцами плод смоковницы и сладкой мякотью смазала Махазу губы. Ей дали вымыть руки над медным тазом. Очевидцы утверждали, что как только Махазу смазали губы инжиром, он слизнул эту сладость и даже улыбнулся. Затем, по ее же знаку, ей передали белье, в которое должны были облачить Махаза после его никак не наступавшей смерти.

Сестра Махаза взяла в руки белье и стала у ног умирающего.

— Махаз, — обратилась она к нему, совершенно уверенная, что он ее услышит и повинуется. — Послушай, Махаз... тебе пора в дорогу. Видишь, я приготовила одежду. Тебя ждут там отец и мать. Не заставляй их ждать себя. Скажи им, что у нас все хорошо и что я тоже скоро к вам приду...

Несколько женщин не выдержали и всхлипнули. Вдруг умирающий широко открыл глаза, вроде окинул последним взглядом этот мир. При этом Махаз сделал попытку поднять голову, содрогнулся несколько раз и остался с открытыми глазами. Тяжело и шумно вздымавшаяся грудь Махаза вдруг застыла во вздыбленном положении, затаилась и потихоньку, бесшумно стала испускать дух.

— Свечку, — шепнула сестра Махаза.

Нюра протянула ей свечку, горевшую на столике у изголовья.

— Выйди отсюда, — сказала сестра Махаза своей невестке, и Нюра, завывая, вышла на веранду, где к ней присоединилась еще пара едва сдерживаемых женских завываний.

Сестра Махаза при помощи двух соседей прибрала брата: закрыла веки, сложила руки на груди и вложила в них горящую свечу. Мужчины держали ноги отходящего. Все смотрели на медленно опускавшуюся грудь Махаза, выдыхавшую последние остатки жизни. И вдруг из безвольно открытого рта покойника, как бы не желая того, вышла бледно-голубая газовая струйка и, едва поднявшись над остывшими губами, улетучилась. Все обомлели и единым шепотом, как «аминь», произнесли: «Душа!»

Проститься с Махазом собралось немало народу. Как это обычно бывает в наших краях, даже самый отдаленный односельчанин хоть один раз обязательно придет проститься с покойником.

Нюре, как жене покойника, не полагалось при людях ни плакать, ни причитать. Однако Нюра никак не умела и не желала приноровиться к нашим порядкам. Ее за это вроде никто и не осуждал, хотя считали, что человек, не соблюдающий наших обычаев, как бы сам себя уродует.

Овдовевшая казачка вовсю голосила, порой даже перекрывая горестные причитания сестры Махаза и других близких родственниц.

— Что ты наделал! Что ты наделал! — по-русски повторял голос Нюры на фоне высокопрофессиональной панихидной мессы местных плакальщиц, и это выглядело как краткое славянское резюме сложных абхазских причитаний.

— Что ты наделал! Что ты наделал! — до отупения повторяла бедная Нюра.

Ее безысходная и отчаявшаяся мысль билась, как воробей о стекло, не умея вылететь на простор здравого смысла.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.