Реквием по линкору

Николай Черкашин| опубликовано в номере №1477, декабрь 1988
  • В закладки
  • Вставить в блог

«Корабль дозора (большой охотник), — пишет из Ленинграда офицер запаса М. В. Богданов, — несший охрану входа в главную базу, 28 октября был отозван со своей позиции в район Лукула и Бельбека для обеспечения полетов ночной авиации».

Практически вход в севастопольскую гавань не охранялся почти весь день. Дозорный корабль покинул свою позицию рано утром — в 5 часов 50 минут.

Как бы в оправдание прислал письмо бывший замполит того злосчастного большого охотника капитан-лейтенант в отставке В. Юдин. «Незадолго до происшествия наш корабль вышел на боевое дежурство. 28 октября рано утром мы получили от оперативного дежурного по флоту, которому мы непосредственно подчинялись, неожиданный приказ: выйти в район Качи на обеспечение полетов авиации. Полеты кончились часов в 16-00, но приказа вернуться в точку дежурства все не было и не было, несмотря на наши запросы. И только глубоким вечером мы получили приказ о возвращении. Поздно за полночь мы пришли в свою точку. Не успели отдать якорь, как с рейдового поста нам передали светосемафором, а потом по радио: «Идти к «Новороссийску» спасать людей». Рванули в бухту. Спустя некоторое время в главную базу ворвался весь наш охранный дивизион. «Охотники» ринулись в Южную и Северную бухты на поиск подводных лодок».

Еще одно письмо. Из Севастополя. От ответственного секретаря Военно-научного общества при Доме офицеров флота капитана 2-го ранга в отставке С. Соловьева. «К моменту тех трагических событий я служил в Севастополе в должности командира маневренной гидрографической партии и 29 октября 1955 года по тревоге был направлен к месту катастрофы на ГПБ (гидрографический промерный бот). Подойдя к опрокинутому линкору со стороны Черной речки, ГПБ пришвартовался к стоящему водолазному катеру. Перейдя через катер, я оказался на днище линкора и приступил к выполнению своего задания. Поднятые со дна в районе взрыва предметы, которые могли быть частями взорвавшейся мины, свежих изломов не имели — все было старое, ржавое.

Говоря о причине взрыва, Григорий Аркадьевич Хуршудов, и. о. командира линкора, однозначно считал, что это диверсия: «...они ошиблись на 10 метров, иначе бы попали в погреб главного калибра, и тогда взрыв был бы подобен взрыву малой атомной бомбы».

С мнением Хуршудова о диверсии я полностью согласен и не согласен с версией о связке ящичных мин, которые якобы ушли в грунт.

Крымская сейсмическая станция зафиксировала смещение почвы в два раза большее, чем одна ящичная мина, взорванная экспериментально на Бельбекском рейде. Говоря о диверсии, надо иметь в виду, что диверсанты Боргезе базировались в свое время на Севастополь, боновые ворота со Дня ВМФ были все время круглосуточно открыты, а стоящий в дозоре «охотник», по-видимому, имел неисправную гидроакустическую станцию. Об этом среди флотских офицеров ходили разговоры, мол, командир «охотника» срочно переписывал вахтенный журнал, где это было зафиксировано. Подводные диверсанты могли свободно не только зайти, но и выйти. Ведь корабельно-поисковая ударная группировка вышла на поиск подводной лодки через 8 часов после взрыва! А авиация вылетела с этой же целью через 12 часов! Где уж тут найти иголку в стоге сена!

Кому удобнее «минная версия»? Конечно же, т. Пархоменко — на флоте был полный порядок, бдительность была на высоте. Удобна она и консерваторам, которые идеализируют прошлое. Но эта версия не способствует воспитанию бдительности. Было ли благополучно с бдительностью в те годы? Нет, нет и нет! Не говоря уже об общеизвестных фактах, таких, как безнаказанные полеты иностранных самолетов над нашей территорией, безнаказанные нарушения госграницы и т. п., могу сказать, что часовые порой спали на постах, да не просто спали, а с удобствами: вахтенный на посту службы наблюдения и связи, например, постелил на пол тулуп и спокойно спал, как спала вся дежурная служба этого поста, а капитан-лейтенант Соловьев обошел всю территорию и поднялся на наблюдательный мостик, где и споткнулся о спящего вахтенного. А как меня трое суток искали пограничники в районе Пицунды из-за оставленных следов на берегу? А как пост воздушного наблюдения прозевал падение самолета у себя под носом в море, а потом его три недели мы искали? А как представители Кубанского военного округа пьянствовали на берегу? И это в сталинское время, когда все считалось идеальным, а многими и поныне считается идеальным. Вопрос бдительности актуален и в наше время».

В 1977 году с отрядом советских военных кораблей мне довелось побывать в Ливорно. В том самом Ливорно, где строились сверхмалые подводные лодки SX-506, где размещался центр подводных исследований ВМС, где расположена военно-морская академия, из стен которой вышел и Боргезе... Кстати, именно здесь, на приеме в честь советских моряков, мне удалось впервые увидеть портрет «черного князя». С фотографии, сделанной в годы второй мировой войны, на меня смотрел красивый морской офицер, пухлые губы, выразительные глаза. И только взгляд — напряженный, настороженный — выдавал в нем рыцаря плаща и кинжала, где «плащом» была морская гладь, а «кинжалом» — человекоуправляемая торпеда.

Но самое интересное открылось мне в зале гардемаринской столовой. Взглянув на две большие картины, висевшие по соседству у входа (других в зале не было), я уже не смог от них отойти. На одном полотне был изображен линкор-красавец «Джулио Чезаре», ведущий огонь на полном ходу. Вторая же картина, вывешенная рядом, как бы давала понять, каким образом было смыто черное пятно с флага итальянских ВМС. В темно-зеленых фосфоресцирующих красках ночной глубины восседали верхом на торпеде два боевых пловца в дыхательных масках. Оба диверсанта уже под днищем корабля. Один из них держится за бортовой киль, другой крепит зажим для мины...

Никакой подписи у картины не было. Скорее всего она изображала боевой эпизод в Александрийской гавани. Но почему в паре с ней оказался парадный портрет «Чезаре» — «Новороссийск», а не какого-либо другого более знаменитого линкора итальянского флота?

«...Корабль вздрогнул от двойного взрыва»

«Возможно, это было эхо, но я слышал два взрыва, второй, правда, потише. Но взрывов было два», — пишет мичман запаса В. С. Спорынин из Запорожья.

«В час 20 раздался странный звук сильного сдвоенного гидравлического удара...», — сообщает в своем письме севастополец капитан 2-го ранга инженер запаса Н. Г. Филиппович.

Бывший старшина 1-й статьи Дмитрий Александров, живущий ныне в Красноармейском районе Чувашской АССР, в ночь на 29 октября 1955 года стоял начальником караула на крейсере «Михаил Кутузов». «Вдруг наш корабль задрожал от двойного взрыва, именно от двойного взрыва», — подчеркивает Александров. Да и на ленте сейсмограммы легко просматриваются отметки двойного сотрясения почвы. В чем же дело? Может, именно в этой «-двойственности» и таится разгадка причины взрыва?

«Связка мин, ушедшая в грунт, не смогла бы пробить линкор от киля и до «лунного неба». Скорее всего, взрывное устройство было вмонтировано внутри корабля, где-нибудь в трюмах».

Это предположение бывшего старшины 2-й статьи А. П. Андреева, некогда черноморца, а ныне ленинградца, показалось мне сначала абсурдным. Как, линкор «Новороссийск» шесть лет носил в себе свою смерть?! Но когда инженер-капитан 1-го ранга в отставке Э. Е. Лейбович не только высказал такое же предположение, но и начертил на схеме линкора, где, по его мнению, мог находиться подобный заряд, я стал прорабатывать и эту на первый взгляд маловероятную версию.

Лейбович — профессиональный и авторитетнейший инженер-кораблестроитель. Он был главным инженером экспедиции особого назначения, поднимавшей линкор, правой рукой контр-адмирала Николая Петровича Чикера.

— Линкор был построен с носом таранного типа. При модернизации в 1933 — 1937 годах итальянцы надстроили нос на 10 метров, снабдив его двоякообтекаемым булем для уменьшения гидродинамического сопротивления и повышения тем самым скорости хода. В месте сопряжения старого и нового носа был некий объем в виде наглухо заваренной цистерны, в которой-то и могло быть размещено взрывное устройство с учетом, во-первых, конструктивной уязвимости, во-вторых, близости к артпогребам главного калибра и, в-третьих, труднодоступности для осмотра...

...Линкор могли заминировать с тем расчетом, чтобы по приходе в Севастополь с частью итальянской команды на борту пустить взрывное устройство, выставив на нем по возможности самый отдаленный срок взрыва — месяц, полгода, год.

Но вопреки первоначальным условиям всех без исключения итальянских моряков сняли с корабля еще в Валоне, в Албании. Так что вместе с ними остался и тот, кто должен был взвести долгосрочный часовой механизм в Севастополе. Вот и ходил «Новороссийск» с «пулей под сердцем» все шесть лет, пока в Ливорно не построили диверсионную подводную лодку SX-506. Наверное, слишком велик был соблазн привести в действие уже заложенную в недра корабля мощную мину. Путь для этого был один — инициирующий взрыв у борта, точнее, у 42-го шпангоута.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия  Ланского «Синий лед» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Выход из лабиринта

Ищут молодые художники