Приемщица

- На полкубометра больше... Но это пустяки, - проговорила она, - пусть так останется... Вы ведь очень устали.

- Исправьте, - сухо произнес дядя Гриша и медленно пошел к выходу. - И никогда не делайте так. - Он обернулся у двери. - Не марайте чести рабочего. Вы мне предложили то, чего я не заработал, своровать предложили, понимаете? Эх, вы! Будто бы грамотный, взрослый человек, десятилетку окончили. А мухлевать наловчились. Стыдитесь, девушка!

Наташу не уничтожили эти резкие, тяжелые слова, хотя каждое из них ложилось свинцовым грузом, все сильнее пригибая ее к столу. Наташа словно проснулась. Она видела перед собой уставшего, некрасивого, но гордого, честного человека. Видела того человека, которого еще девочкой знала из книг, перед которым преклонялась, лучше которого для нее не было на всей земле... Видела настоящего рабочего, и с какой - то ясностью поняла вдруг, что никто из пятидесяти шоферов, кроме одного Лушакова, не сделал ничего, что дало бы ей хоть малейшее право сомневаться или разочароваться в их честности. Они трудились, как и дядя Гриша, самозабвенно и самоотверженно, радовались успехам и негодовали, когда случались промахи.

Дядя Гриша, даже не взглянув на девушку, открыл дверь. В конторку опять ворвался вой и стон разбушевавшейся вьюги. Потом послышался удаляющийся рокот мотора.

Наташа достала тетрадь, нашла страничку Лушакова, перечеркнула накрест цифру «10» и жирно, во всю колонку написала: «6».

На улице все еще гудела метель. Электрические лампочки освещали пустые эстакады, темные штабеля бревен, неподвижные вагонетки, провисшие на блоках толстые стальные тросы и несущиеся в густую тьму бесчисленные мелкие снежинки.

Вдалеке замерцали огоньки фар идущего лесовоза. Это ехал Лушаков. Наташа, стоя у окна, спокойно смотрела на приближавшуюся машину. Она знала, что сейчас будет. Она выйдет навстречу Лушакову и, подняв голову, глядя прямо ему в лицо, скажет:

- Вы не настоящий рабочий!