Приемщица

- Что вы, - растерянно сказала Наташа. Она улыбнулась, подумав, что он ее разыгрывает. - Зачем так шутить?

- Я тебе покажу - шутить! Я тебе поскалю зубы! Куда дела мой лес?

Наташа беспомощно поглядела вокруг, но, кроме нее и Лушакова, в конторке никого не было.

- Я подсчитала правильно, - торопясь и глотая слова, сказала она. - У вас было только шесть. Я думала, что у вас сломалась машина...

- Ты работать сюда пришла или думать?... - Лушаков выругался. - В моем возу было не меньше десяти кубометров. Куда дела? Ищи мои четыре кубика. Душу вытрясу!

В Наташе вдруг все закипело. Вся гордость восстала в ней.

- Вы не смеете на меня так! - со слезами на глазах проговорила она.

Но Лушаков продолжал бушевать. Ругань хлынула потоком... Никогда еще такие слова не обрушивались на Наташу. Она сидела, не смея поднять голову, не смея пошевелиться. Ей казалось, что ее, за минуту до этого такую чистую, хорошую и счастливую, вдруг бросили в скользкую, липкую грязь...

- Хорошо, хорошо, я, может быть, ошиблась. Простите меня. Теперь я ваши возы буду замерять очень внимательно, - говорила Наташа, желая только одного: чтобы он замолчал.

- Попробуй еще, запиши шесть. Я тебя разукрашу, как бог черепаху.

- Не надо так... Ну, пожалуйста... Я ведь сказала. Все будет правильно, извините, если случилась ошибка...

- Посмотрю. Навила кудряшки... Присылают всяких!...

Наконец он ушел.

Наташа долго сидела неподвижно. Ей стало душно. Она поднялась и вышла на улицу.

Ночь стояла ясная, звездная и морозная. Электрические лампочки по - прежнему освещали пустые эстакады, длинные ряды штабелей, неподвижные вагонетки. Все это - и мигающие где - то в темноте огоньки фар идущего лесовоза и недалекие, бесформенно чернеющие горы - показалось Наташе совсем чужим, ненужным, а она сама - маленькой, жалкой. Почему она не послушалась маму, не поступила а институт? Была бы сейчас в своей семье, спала спокойно в уютной комнатке... Почему не послушалась Костю? Можно было поступить на работу и в городе - чертежницей, секретарем или к папе - учиться на бухгалтера...

Вспомнив о Косте, о том, какими добрыми глазами он всегда смотрел на нее, Наташа заплакала. Он, наверное, стал бы презирать ее, узнав, какие гадости говорили ей...

В следующее дежурство, принимая воз Лушакова, Наташа измеряла каждое бревно несколько раз, боялась ошибиться хоть на один сантиметр. Трижды проверила каждую цифру. Трижды складывала на счетах. Опять только шесть кубометров!

Уставившись на эту злосчастную цифру, Наташа вся похолодела. У нее затряслись колени. Когда - то она читала, как стыдно поддаваться страху, как отвратительны трусы, но сейчас все это заглушили слова, беспрерывно звучавшие у нее в ушах: «Я тебя разукрашу, как бог черепаху...»

Наташа не в силах была слушать такие слова еще раз. Не в силах... Взгляд ее упал на телефон. Позвонить? Конечно же, ей помогут! Она вспомнила доброе, усталое лицо директора и похожего на Костю, такого же стройного, худенького и подвижного секретаря комсомольской организации Васю Федорова... Она прикоснулась к трубке и тут же отдернула руку. Рассказать? Но как об этом рассказывать? И притом ведь Лушаков передовой шофер. Его фотография на доске почета, рядом с портретами дяди Гриши и других передовиков. Не может он быть плохим. Как же - передовой рабочий и вдруг плохой?! Наташа заколебалась. Он грубый, это правда, но ведь у него такая тяжелая работа... Двое детей... И с машиной, должно быть, что - то случилось. Он, конечно, знает, что стал возить мало, - шоферы говорят, что по работе мотора можно точно знать, много или мало кубометров везешь, - но стесняется своей неудачи, ему стыдно оставаться позади товарищей, потому и нервный... Он наладит машину и начнет возить больше всех. Да, да, конечно, это так. Только надо что - то сделать, чтобы он не говорил ей и сегодня те отвратительные слова. И Наташа решилась: вместо шести кубометров надо записать Лушакову девять или десять. Это очень просто. В тетрадку, где отмечалось каждое бревно, на страничку Лушакова приписать еще бревен и переделать расчеты. Никто не узнает подделки. Никто. Бревна уже в штабелях или погружены на платформу... Если спросят, почему в тетрадке исправления, можно сказать, что ошиблась, когда делала подсчет в первый раз. Никто не узнает...

Задернув у окна занавеску, прислушиваясь, не идет ли кто, Наташа переделала цифру шесть на десять. Она понимала, что Лушаков получит за приписанные кубометры деньги, не заработав их; понимала, что дарит ему не свои деньги - своих у нее нет, - а украденные у государства, но, переделывая цифру, пыталась оттолкнуть от себя эту страшную мысль.