Лушаков, громко хлопнув дверью, вошел в конторку молча, затем, тяжело топая подшитыми валенками, - Наташа видела только их - подошел к столу и остановился. Не глядя на него, Наташа чувствовала, что он отыскивает серыми, недобро прищуренными глазами свою фамилию в тетради; не глядя на него, видела его чумазое, насупленное лицо. И вдруг услыхала: - Пор - рядочек! Десять, Наточка? Вот это другое дело. О ссоре забудем. Работа тяжелая, нервная, уж ты извини. Флакон одеколона за мной - на мировую.

Наташа так и не подняла глаз.... Прошло полмесяца. На нижнем складе ничего не изменилось. По - прежнему днем и ночью, заставляя дребезжать в конторке стекла, ревели моторы тяжелых лесовозов. По - прежнему с утра до полуночи визжали электропилы, гудели лебедочные дизели, скрипели вагонетки, по блокам скользили толстые стальные тросы. По - прежнему маневровый паровоз, тяжело попыхивая, подавал на ветку пустые вагоны, а увозил груженые. По - прежнему рано утром, когда еще чуть занимался рассвет, в конторке приемщицы начинал звонить старенький телефон и далекие голоса нетерпеливо и взволнованно спрашивали: «Сколько? Сколько?» Ежедневно утром на доске показателей появлялись выведенные мелом крупные цифры, и каждый лесоруб непременно останавливался возле них. По - прежнему шоферы, чумазые, в замасленных меховых комбинезонах, поставив машины под разгрузку, забегали в конторку приемщицы, доставали из внутренних карманов завернутые в газеты путевые листы и спрашивали:

- Сколько, Наташа, мне кубиков насчитала? А?

Все так же дядя Гриша, вытерев у порога платком руки, спокойно подходил к столу, садился и говорил:

- Считаем, Наташа?... Отметьте, пожалуйста.

Все так же стремительно влетал Лушаков и гремел своим чугунным голосом:

- Пор-рядочек!...

Ничего не изменилось. Изменилась одна Наташа. Она стала такой же, какой была Валя. Не смеялась, очень мало говорила и ходила робко, как - то боком.

«Уволят... Уволят!» - твердила Наташа и решила уволиться сама: «Скорее домой, скорее!» Она жила в постоянном страхе, зная, что рано или поздно все откроется, ее разоблачат, начнется расследование. Она несколько раз видела во сне, будто ее ведут в тюрьму. Приходя на дежурство, Наташа прислушивалась к разговорам, незаметно наблюдала за начальством, пытаясь по выражению лиц узнать: открылось уже ее преступление или еще не открылось? Радовался высокой выработке директор. Радовался начальник лесопункта. Радовались лесорубы. А Наташа терзалась: ведь они радовались неверным, поддельным цифрам! Пусть ложь невелика, все равно это ложь. Она подделывала цифры, она обманывала всех. А не приписывать не могла: боялась. Едва заслышав шаги и голос Лушакова, она вся трепетала. Стала бояться и других шоферов. Ей показалось, что еще двое посмотрели на нее сердито, и, хотя они ничего не требовали, она стала приписывать и им.

Многие заметили перемену в Наташе. Ее мама, не получая от дочери вестей, писала тревожные письма. Недоуменно поглядывали на Наташу девушки - сортировщицы, комсорг, шоферы. «Нездоровится. Разболелась голова. Немножко устала», - отвечала она, когда ее начинали расспрашивать. Однако до увольнения дело не дошло.

Однажды ночью, проводив рабочих, Наташа сидела в конторке. На улице разгулялась вьюга. Ветер налетал порывами, стучал в окно сухим снегом и дул в трубу с такой силой, что из дверцы плиты вылетало пламя. На лесовозной дороге где - то далеко то вспыхивали, то надолго гасли огоньки фар. Они появлялись все на одном и том же месте. Видно, застрял чей - то лесовоз. Наконец огни перестали гаснуть, и вскоре до конторки донесся шум мотора.

Машина шла тяжело, едва двигалась.

С трудом открыв дверь, вошел дядя Гриша. Он с головы до ног был в снегу. Обтер по привычке руки, стряхнул с себя снег, опустился на стул.

- Все считаете?... Кое - как добрался: машина сдала, - сказал он, доставая путевой лист. - Отметьте, пожалуйста.

Когда Наташа протянула отмеченный лист дяде Грише, он спал, уронив на грудь утомленное лицо с рыжими усами, опустив к полу, словно плети, большие руки.

Будто почувствовав ее взгляд, он открыл глаза, непонимающе огляделся, потом тряхнул головой, отгоняя сон.

- Записали?

- Записала.

- Ошиблись, - посмотрев на документ, сказал дядя Гриша.

Наташа поглядела в журнал, потом на путевой лист. В самом деле, ошибка. В журнале записано 9,25 кубометра, а в путевом листе - 9,75.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.