– Ты волосы свои знаешь?
– Ну!
– Рыжие они, как огонь. И нос на тебе бутафорский, из гумозы. Полежаева решила, что ты в парике – в искусственной шевелюре. Захотела снять с тебя парик, чтобы узнать, кто ты...
Вшавцев стукнул кулаком Степу в грудь и мелко, гаденько засмеялся, вздрагивая плечами:
– Хи-хи-хи! Отомсти ей. Я научу... Туфельки Катерины делаешь, вот и вбей один гвоздик не так, чтобы колол пятку или палец: выйдет Полежаевой «премьера»!
– Злой ты какой! Разве можно? У нас и коней осторожно подковывают, а ты научить хочешь – человеку гвоздь!
– Шуток не понимаешь! Актеры, брат, шутники... Идем, я сам вобью.
– Себе!
Вшавцев вдруг запрыгал, отбивая чечетку, и таким манером снова направился к буфету. Степа решил, что поспешил он допивать лимонад, за который было заплачено, отодрал с лица нос из гумозы и швырнул вослед осветителю.
Премьеру назначили на субботу. А у Степы и еще праздничек: портной принес сразу костюм и пальто из драпа – дома ночами шил.
– Дзынный фасончик! – хвалил он свою работу, оттягивая полы пиджака и пальто на пареньке.
Вечером Степа с дедом сидели в служебной ложе.
Занавес был закрыт. А зал переполнен. Очень много было раненых из госпиталя в накинутых шинелях, с перевязанными руками, ногами. Иные пришли на костылях – госпиталь-то через дорогу. В зале шумели, кашляли, как на вокзале. Но свет погас, и луч на сцену упал – все притихли.
Степа глядел из ложи на освещенную сцену, как сквозь ночь в большое, яркое окно. Он впервые видел постановку пьесы и очень верил всему происходившему на сцене.
Иногда ему казалось, что таких вот людей в жизни видел, встречались они и в деревне. Степа сопел, переживал.
– Нравится? – спросил дед Федор.
– Похоже. Свекровь у Титковых в точности Кабаниха...
– Гляди, как она тяжело да грузно в моих сапогах бухает! Характер...
– Вижу, вижу...
В толпе на сцене раз промелькнул и Вшавцев с носом из гумозы. Но Степа его больше не замечал: всех он замечать перестал – не сводил глаз с Катерины, в которой сразу узнал Полежаеву. И хотя судьба его так разнилась с судьбой Катерины, он все происходившее на сцене переживал и чувствовал так остро, точно это с ним творится – и застенчивость и обиды...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Или как и почему исчезают на Западе произведения искусства