— Неправда, Яша! Как поработаешь, то и заслужишь...
— Ха-а... – Он захихикал, утер губы ладонью. Его круглое лицо налилось краснотой, Яша нервничал и рвался в атаку. – Ерундой, землячок, заниматься! То ли, думать, я лучше других работаю. Нет, дорогой, не похвастаю. И получше меня есть дураки. С зари до зари, а что толку? Надо в газету попасть, а потом пошло дело, поехало. Первый след – тяжело, а потом затвердет лыжня...
— Ты философ...
— А ты, дорогой, не смейся! Хочешь жить – умей вертеться! Помнишь удочки-то? Как мы с Сашкой рыбачили...
— Помню, Яша! Хорошо окуньки клевали.
— Нет, не хорошо. Вот на Песьяном озере у нас хорошо! Как-то корреспондент газеты приехал, я его сводил на Песьяно, да ухи ему наварил, да бутылочку выпоил – оно и заработало зажигание. А на озере уточки крякают, да на зорьке-то опять половили. Потом написал он про озеро и про уточек, ну и про меня – главно дело. Так и завелся моторчик. Поехал я... – Глаза у него мечтательно сузились, он приподнял голову и задумался. Потом опять сел на стул, лицо стало веселое. С этой минуты мы поменялись ролями. Он размяк, успокоился, а я начал волноваться, накаливаться. И все уж в нем раздражало – даже белая кожа и рыжие волосы, даже галстук его и голос. Но я себя сдерживал. И задал ему новый вопрос:
— Значит, клюнул на рыбку?
— Кто клюнул? – Яша нахмурился.
— Корреспондент твой... – Я взглянул на него, но Яша ничего не ответил, и лицо опять стало доброе, а глаза устремились куда-то вдаль. И опять он повел свою исповедь, и я видел, что ему нравилось говорить. Он любовался умом своим, ловкостью, и в каждом слове его, движении я видел гордость за себя, умиление.
— А потом неводок купил, выбрал прочной, из тонкой нитки. У меня блат небольшой в торговле. А что делать, писатель? Нынче как: ты – мне, я – тебе.
— Хочешь жить – умей вертеться? Так, что ли, Яша? – Я улыбнулся, дотянулся за сигаретой. Но он не заметил моей насмешки. Его опять понесло:
— Неводок мой – не удочки. И пошло дело. Места свои знаю. Где окунь, щучешка, а где и карась зайдет – тоже давай сюда. Вот и вздохнули, ожили...
— Неводами нельзя! – остановил я его. Надоело мне, стало скучно.
— Кому нельзя, а кого приглашают. Да ты подумай: все начальство – мое! Кто приедет с проверкой или газетчик, того к Мартюшовым. Развесели, мол, угоди человеку. А я что – всегда с удовольствием. Неводок на плечо – и на озеро. У меня там и шалашик. А потом уж уха, разговоры, ну и палки жгем до утра. Поговорим, повздыхам, и человек все запишет, а через недельку – газета. Ну, а там – ясно дело: какой я работящий, отзывчивой...
— Отзывчивый, говоришь? – Опять я встрепенулся, как будто на стуле подкинуло. И на него злился и на себя – зачем сижу, не уйду. Надо что-то придумать: мол, заседание, собрание – и уйти, попрощаться. Но что-то меня удерживало – может, Яша так влиял на меня.
— С газеты я и поднялся, потому и в передовики попал. А что, не достоин? Почему глядишь на меня? – Он поднял голову и тяжело задышал. На лбу снова выступил пот, а щеки надулись.
— Достоин, достоин, – ответил я нехотя, и он снова стал ровно дышать.
— Вот именно, что достоин! Ничего не пожалею для вашего брата. Угостить, принять – это уж перво дело.
— И порыбачить свозить... – Я улыбнулся. И хорошо, что опять сдержался, а то бы недалеко до беды.
— Порыбачить – само хорошо дело! Недавно купил «Запорожец». Теперь неводок в багажник – айда хоть куда. А потом ночь наша – сиди у огня да записывай. Я могу рассказать!:.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.