Поздний гость

А меня опять давил смех, я отворачивался, но потом, делать нечего, подчинился. Да и стало забавно, чем это кончится. А он уже говорил:

— Пиши сперва так: «Родился Яков Васильевич Мартюшов в простой крестьянской семье: С детских лет привык к труду, но о рекордах пока не мечтал. И не догадывался, что та же корова может молока давать в два раза больше, чем ей положено от рождения, что тот же трактор может пахать сильней в несколько раз, если за ним следят упорные руки...»

— Слушай, Яша, ты ведь не свое говоришь. Я так не могу...

— Не свое. Это Логиновских писал! Так ты обработай. И выдай на область!

— Демагог твой Логиновских!

— Ты не ругайся. Так же и Фаина его обзывала. Так что пиши – статья моей бабе понравится.

— Ох, Яша, не знаю. Личное дело – сложное...

— А ты внуши Файке, что я для других живу, что по две смены наяриваю, что ночей не сплю...

— По две смены?

— Ну, приврем, дак никто не проверит. Век правдой не изживешь.

— Хочешь жить – умей вертеться. Так, что ли, Яша?

— Злой, ты, Федорович! К тебе по-простому, по-нашему, а ты сало давишь из человека. А ещё педагог! – Он снова начал ходить. Пол под ним приседал и поскрипывал, живот у Яши вылазил вперед – борта на пиджаке натянулись. Смотрел в пол, словно чего-то выискивал. И опять я вспомнил того, далекого Яшу, молчаливого, тихого, с березовым удилищем в руках. А рядом с ним – мальчик, такой же молчаливый, подавленный: где он, где он теперь? И хотелось побыть, раствориться в том далеком видении, но Яша поднял глаза. В глазах – решимость и боль. -

— А ты, между прочим, обязан. И сиди, не увиливай! Не каждый день таки гости.

— Какие?

– То ли не знашь. Уважай передовиков из села!

; – Я и так тебя уважаю, – сказал я ему мирным, спокойным голосом, и он усмехнулся.

— Ну, спасибо на том! А вот Файка моя размагнитилась. Но я первый не пойду на поклон. Иголка к нитке не ходит. – Глаза у него стали такие печальные, как будто пришел с похорон. И снова жалость на меня навалилась – как быстро меняется наша душа. Еще минуту назад я презирал его, насмехался, но пришла другая минута – и снова я в его власти. Ему тяжело – и мне вместе с ним. А из окна уже надвигалась ночь. Я силился разглядеть небо и звезды, но так и не мог. Чего-то не хватало, и было грустно. За стеной пианино заснуло, и, видно, потому было грустно. А Яша кусал губу. Ему, наверно, казалось, что наша пауза затянулась, что он где-то сделал ошибку, что нужно снова собрать все силы, идти на приступ. А неприятель был я, и он пошел в штыковую.

— В общем, так, статью от тебя дождуся?! И Файке утрем сопатку. Областна газета – не Петро Логиновских. Живо прибежит вместе с Сашкой. Они ведь ревнуют нашего брата. Как пропечаташь про меня – живо хвост подожмет.

— Почему?

— А то ли не ясно? На областну моду попал человек. Теперь только гляди за ним, карауль. Люба бабешка прицепится, не отобьешься. Но уж Фаина моя не позволит! Лучше сама вернется. На то и бьем, Федорович! – Он засмеялся, потом опять: – Хитрой я! А как жили-то – люди завидовали! И машина, скот, всяка птица. Двое телят-подростков взяли на мясо. А она бросила одним махом. Нет, здесь что-то не то. Поди, нас изурочили...