Рассказ
Не видывала такого солнца, как в это утро. Правда, захватила я самые первые мгновения. Оно только выкатилось за черту горизонта и стояло огромное, багрово-красное, стреляя в небо короткими огненными стрелами.
Я рассказывала знакомым, как устрашающе красный шар слал в небо стрелы. Мне не верили, смеялись: галлюцинация, начиталась детективов. Может, галлюцинация, но я видела. Это продолжалось очень недолго. Солнце, поднявшись чуть выше, побледнело и стало обычным. Тихо безоблачное утро, стайки воробьев беспечно перепархивают на дорожках чахлого скверика возле нашего дома. Потоки по-летнему нарядных служащих спешат к метро, а я, намереваясь провести этот день в свое удовольствие, направлялась в Литературный музей Пушкина, что на Кропоткинской улице, когда кто-то, обгоняя, толкнул меня, и я упала. Молодой человек с туго набитым портфелем так спешил, что даже не оглянулся, сбив меня с ног. Две сердобольные женщины помогли мне подняться. Я не сильно ушиблась, но содрала довольно большой клок кожи с ноги. Хлынула кровь. Проезжавшая мимо милицейская машина подхватила и доставила меня в травматологический пункт, там врачи наложили на рану швы, предупредив: история затяжная. Так и получилось: больше месяца я пролежала в хирургическом отделении больницы. Длинный коридор разделялся просторным холлом на мужскую и женскую половины. Мне повезло: одна из однокоечных палат освободилась, и меня в нее поместили. Небольшая квадратная комнатка, высокое окно, выходящее в сад, где ярко-зеленые газоны, пестрые клумбы и умело распланированные хороводы стройных березок радовали глаз. Кстати, больница не для привилегированных пациентов, вполне рядовая и, как после я разглядела, подобно другим медицинским учреждениям, изрядно отягощенная недостатками, но и достоинства бесспорны.
Главное — внимательны врачи, а для меня, кроме того, поистине благо — отдельная палата. Боли не мучили, потому между перевязками и различными процедурами я уйму читала, немного даже работала, временами выходила в коридор пошагать для моциона и однажды увидела новенькую. Юная девушка, очевидно, тоже нележачая больная, пригорюнившись, сидела на табурете возле окошка. Летний дождик брызгал в оконное стекло, сбегая резвыми струйками на карниз. Девушка понуро сутулила плечи.
— Неуютно с непривычки в больнице? — участливо обратилась я к ней.
Она не ответила.
— Ничего, привыкнете. Врачи здесь хорошие, вылечат, — продолжала я ободрять. Она поднялась и молча ушла.
И тут я с испугом увидела ее ноги. Две тонкие палки, без малейшего намека на округлости икр, две прямые тонкие палки, каждую обхватишь ладонью.
Она оглянулась, угадала мой испуг и, как кипятком, облила презрительным взглядом. У меня сердце упало.
Видимо, нередко приходится ей сносить казнь унижающей жалости. «Жалельщики», до жестокости открыто сочувствующие, вызывают в ней гнев. И, может быть, — почему может быть? — наверняка горькую зависть. Иной, недосягаемый мир! Там красиво, беззаботно живут, интересно мечтают, без боязни встречают завтрашний день, там... танцуют. Грусть навеяла на меня эта встреча. В тот же вечер я вышла из палаты. Вечерами в холле горят сильные лампы. Во всю стену на окне тюлевые занавески, зимние цветы в керамических вазонах; светло, почти уютно.
На узеньком деревянном диванчике вижу мою утреннюю незнакомку. Рядом расположилась новая больная, принятая, очевидно, в течение дня. Плотненькая, ладно сложенная блондинка. Легкий румянец на округлых щеках. Черные, вероятно, искусно подведенные брови, правильные, будто циркулем выверенные черты лица, которое можно бы счесть красивым, если бы... Нет той особинки, что нарушает симметрию — нос, что ли, чуть толстоват или еще что-то не так, а притянет, не отпустит такая пусть «некрасавица».
Но что с моей утренней знакомой незнакомкой? Преобразилась, будто даже расцвела. Говорит, говорит взахлеб, не смолкая.
— Тебя привез в больницу отец на «Жигуленке», я видела. Синенький «Жигуленок», чистенький, как вылизанный. Ты водишь? Нет?! Эх, ты! Меня не отогнать бы от руля! Отец инженер? Начальник? Большой начальник?
В ответ небрежный смешок:
— Большие начальники в черных «Волгах» ездят. Мой папа — наладчик на станкоинструментальном заводе.
Она медленным жестом отвела за ухо падающие по нынешней молодежной моде до плеч прямые белокурые волосы.
— На-лад-чик? Стало быть, рабочий? По виду скажешь, на сто процентов интеллигент. И костюм...
— ...Импортный, — с тем же небрежно высокомерным смешком подсказала блондинка. — Отец бывал за границей.
— И-их, ты! Нынче время такое: не одним начальникам, и рабочим уважение. А с чем тебя положили?
— Абсцесс на спине. Несмертельно. Обещали, через неделю выпишут.
— И у меня абсцесс, только на плече, тоже несмертельно, хи-хи!
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Детский дом — тёплый дом
Повесть
Отечество