Поездка в Монино

— Вот видите, а от разговора по делу уходите. Не век же мне здесь куковать?

— Ну, это вам решать. Но-о... Шалава!

— Справедливость в чемоданах не привозят и по накладным не выписывают. Ее отстаивать нужно.

— Складно говорите, товарищ журналист. Ну, прямо стихи!

— Да не юродствуйте вы... я ведь серьезно.

— Тппрр!.. — Улыбин резко натянул повод. — Серьезно, значит. — Злые улыбинские глаза ткнулись в лицо Максиму. — Вы меня на всю страну ославили тоже не шутя. Иль нонче порядок такой? Товарищ Тищенко крепко спешил. Вопросы поставлены, ответы получены — айда.

— Трудный вы человек, Федор Акимыч. С Тищенко, слава богу, вы, а не кто другой, разговаривали.

— Разговаривал, иех! — Улыбин почесал кнутовищем за ухом. — Разговора не было. Я так полагаю: если человек для правды живет, он эту правду искать должен. Тут рожу воротить не приходится. Правды по заказу не бывает. А ваш сотоварищ в компании с Дягилевым эту правду вчерне набросал. Ну, а ко мне так, для уяснения деталей приехал.

— Это какой же Дягилев, председатель?

— Он самый.

— Неужели Тищенко отказался вас выслушать?

— Нет, отчего. Выслушать мы завсегда рады. У товарища Тищенко свой расклад: это правда ваша, это — моя. Вы мне ее и подавайте. При таком раскладе не очень на откровение тянет. Может, у других иначе, а меня вот не разобрало.

— Разве Григорий Петрович не старался в вашем деле разобраться?

— Это смотря какое дело делом считать. Я, между прочим, в письмах разъяснение давал. Нечего на меня дело заводить. Для такой надобности народ подходящий имеется.

— Письма ваши я читал. — Максим потянулся было за письмами, но потом передумал. — Наизусть помню.

— И на том спасибо. Только если однажды тонуть пришлось, не то что плавать, в лодку сразу не полезешь. Вот так... Таиться мне резона нет, товарищ журналист, но и спешить некуда. Желаете правду знать, терпение имейте. — Улыбин уже хотел было стегнуть мерина, расправил вожжи, однако делать этого не стал, соскочил с двуколки, завязал вожжи узлом и тихо буркнул:

— Седайте. Максим послушно слез и сел на траву.

— Приехал ваш Тищенко утром. Разыскали меня в конторе. Акимыч, говорят, по твоему делу газетчик прибыл.

Улыбин лениво почесал ладонь, толкнул выцветшую шляпу на лоб, заметил заинтересованный взгляд Максима, усмехнулся.

— Н-да, именно по делу... Это я поначалу дурака свалял, анонимное письмо написал. Утром глаза открыл, в душе такая пакость, словно тебя кто в дерьме выкупал. Дожил Федор Улыбин — доносы стряпаешь. По такому настроению сел я утром и все как есть заново написал. И подпись поставил — Федор Акимыч Улыбин.