— Этот человек... Скинер... он словно что-то учуял! Он был как пес, идущий по следу! — неожиданно с силой произнесла Розалинда. — Вспомните, может, и... еще кто-то был так же подозрителен?
На это мы все ответили твердо: «Нет», — и Розалинда быстро взяла себя в руки.
— Что ж, ладно, — сказала она. — Мы должны сделать так, чтобы это больше не повторилось. Я имею в виду эту встречу всех нас — вместе. Дэви, тебе придется объяснить Петре на словах и попробовать научить ее сдерживаться. Если же эти крики будут повторяться, вы все не должны обращать на них внимания, не отвечать и вообще оставить это Дэвиду и мне. Ну, а если это будет так же... Если вы не сумеете противиться этому, то первый, кто прибежит к ней, должен любым способом заставить ее замолчать, а сам тут же исчезнуть. Мы никогда больше не должны попадаться все вместе! Еще один такой эпизод — и нам конец!
Все согласились с ней и один за другим покинули нас. Мы же с Розалиндой стали обсуждать, как лучше и понятнее объяснить все Петре.
На следующий день я проснулся ни свет ни заря, и первое, что почувствовал, — горе, исходящее от Петры. Но теперь оно звучало по-другому. Страха и ужаса уже не было. Была лишь острая жалость к мертвому пони. Не было и той страшной силы чувства, которая вчера создавала между всеми нами непреодолимый барьер.
Я попытался войти с ней в контакт и, хотя она и не поняла меня, отчетливо услышал ее удивление. Я встал и пошел к ней в комнату. Она обрадовалась мне, ощущение горя сразу стало слабее, как только мы начали болтать. Прежде чем уйти, я обещал ей взять ее с собой сегодня на рыбную ловлю.
Не так-то просто объяснить на словах, как у нас получался мысленный разговор. Все мы доходили до этого вместе и без всяких слов. Поначалу это были лишь самые простые фразы, но чем больше мы общались, тем искуснее становилась наша речь. Мы все время инстинктивно помогали друг другу и постепенно так овладели этим, что обычные слова стали для нас бесцветными, невыразительными, почти ненужными... С Петрой все обстояло иначе: в свои шесть с половиной лет она уже обладала такой силой передачи, какая нам и не снилась. Это был какой-то совсем иной уровень. Но обладала она этим, сама того не сознавая и не умея себя сдерживать. Я пытался объяснить ей хотя бы самую суть, но и теперь, когда ей было уже почти восемь лет, необходимость пользоваться только самыми простыми словами создавала, казалось, непреодолимую преграду. Целый час, когда мы сидели у реки, я пытался втолковать ей хоть что-то, но она лишь устала и начала капризничать. Тут нужен был какой-то способ... Нужно было что-то придумать...
— Давай сыграем в такую игру, — предложил я. — Ты закроешь глаза, крепко-крепко закроешь и представишь, что смотришь в такой глубокий-глубокий черный колодец. Глубокий и черный-пречерный — такой, где ничего не видно. Поняла?
— Ага, — сказала она и крепко зажмурилась.
— Теперь смотри, — сказал я. И стал мысленно рисовать ей кролика. Такого маленького крольчишку, трущего лапой нос. Она хихикнула. Это был хороший знак: значит, она приняла мой сигнал. Я стер кролика и нарисовал щенка, потом нескольких цыплят, потом лошадь с повозкой. Через минуты две она открыла глаза и разочарованно огляделась по сторонам.
— Где они? — спросила она.
— Нигде. Я их просто придумал, понимаешь, придумал, — сказал я. — Это... ну, такая игра. Давай теперь я закрою глаза, и мы оба представим, что смотрим в черный колодец, только теперь ты что-нибудь придумаешь там, на дне. Придумаешь так, чтобы я тоже смог увидеть, ладно?
Я закрыл глаза и распахнул свой мозг, чтобы принять ее «картинку». Это была моя ошибка. В мозгу у меня что-то взорвалось с такой силой, как будто в голову ударила молния. Голова кружилась, меня поташнивало, колени дрожали. Никакой «картинки» я не увидел. Тут же послышались громкие жалобы всех наших. Я объяснил, чем мы с Петрой занимаемся.
— Пожалуйста! Действуй осторожнее! Не давай ей повторять это!.. Я чуть себе ногу топором не оттяпал! — взмолился Мишель.
— Я ошпарилась кипятком! Из чайника!.. — донеслось от Кэтрин.
— Успокой ее! Иначе мы все сойдем с ума! — взмолилась Розалинда.
— Да она совершенно спокойна. С ней-то все в порядке, — сказал им я. — По-моему, она просто не может иначе...
— Так надо научить ее иначе, — сказал Мишель.
— Я знаю. Но что я могу сделать? Может, вы скажете, как ее научить? — осведомился я у них.
— Хотя бы предупреди нас в следующий раз, когда она начнет! — попросила меня Розалинда.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.