— Почем я знаю, — ответила она. — А ты разве их не слышишь? Они там, — она махнула рукой на юго-запад, — но только далеко-далеко...
Я попытался собраться с мыслями.
— А сейчас, сию минуту ты их слышишь? — спросил я.
— Да. Но... не очень... не очень ясно, — ответила она.
Я изо всех сил попытался уловить хоть что-нибудь, но все мои усилия были напрасны.
— Постарайся передать мне то, что ты слышишь от них, — попросил я Петру.
Она постаралась. Что-то там явно было, но на таком уровне, на котором никто из нас ничего понять не мог. Кроме того, это было так расплывчато, что вообще не имело каких-то конкретных очертаний, вероятно, потому, что Петра пыталась схватить и передать нам то, чего сама не понимала. Я ничего не мог разобрать и позвал Розалинду. но и она тоже ничего не поняла. Петре это давалось с трудом, она быстро устала, и минут через пять мы решили оставить пока эти попытки.
Несмотря на то, что Петра все еще частенько забывалась и буквально оглушала нас, все мы гордились ею. У нас было такое чувство, словно мы открыли никому еще пока не известного певца, который в будущем обязательно прославится, станет первым... Только все это было гораздо важнее, чем какое-то там пение...
— Из нее может получиться нечто потрясающее, — выразил общее мнение Мишель. — Только если она не сведет нас всех с ума, прежде чем научится сдерживаться, — добавил он.
Дней десять спустя после истории с пони дядя Аксель за ужином попросил меня помочь ему починить старую повозку, пока не стемнело. Просьба была самая обычная, но что-то в его взгляде заставило меня насторожиться. Я согласился. Мы закончили ужин, вышли из дома во двор и зашли за сарай, где нас никто не мог подслушать. Он выплюнул изо рта соломинку, которой задумчиво ковырял в зубах, и посмотрел на меня.
— Боюсь, ты где-то напортачил, Дэви... — со вздохом, наконец, произнес он. Напортачить я мог где угодно, но только об одной вещи он мог говорить таким тоном.
— Не помню... Вроде бы нет, — неуверенно сказал я.
— Тогда, может, кто из ваших? — спросил он, подумав.
Я опять ответил отрицательно.
— М-да, — протянул он. — Скажи на милость, отчего же тогда Джо Дарлей так тобой интересовался? А?
— Понятия не имею, — искренне сказал я. Он покачал головой с сомнением.
— Не нравится мне все это, мальчик. Очень не нравится!
— Он спрашивал только обо мне или... о Розалинде тоже?
— О тебе и о Розалинде Мортон, — веско сказал дядя.
— Вон оно что... — запинаясь, протянул я. — Ну, если этот Дарлей... Может, он что-нибудь слышал... И хочет пустить слух, что мы с Розалиндой... Ну, в общем...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Рассказывают, как один бывший детдомовец, а ныне министр, вступая в должность, пришел к Хлебушкиной просить благословения
Силуэты