Часа через три темнота сгустилась, и, проехав еще немного, мы наткнулись на почти сплошную стену деревьев. Мы еще не успели сообразить, ехать ли нам напрямик или пытаться объехать эту, казалось, непреодолимую чащу, как где-то рядом прогремел выстрел. Пуля просвистела у нас над головами, и лошади рванулись так, что я едва не вылетел из корзины. Веревка, которой они были связаны друг с другом, порвалась, и та лошадь, что шла сзади, кинулась прямо в лес, но потом свернула куда-то влево. Наша двинулась вслед за ней. Нам ничего не оставалось, кроме как вцепиться изо всех сил в края корзины и стараться прятать головы от комьев земли и камней, летевших градом из-под копыт. Сзади прогремел еще один выстрел, и мы полетели во весь опор...

Эта бешеная скачка продолжалась до тех пор, пока выстрел не раздался впереди нас — где-то слева. Лошади дернулись вправо и устремились в самую чащу. Мы пригнулись как можно ниже, когда толстые ветки и сучья захлестали по корзинам.

К счастью, мы въехали в лес как раз в том самом месте, где громадные деревья росли не таким сплошняком, а оставляли прогалины, но все равно это был какой-то кошмар. Лошади объезжали только большие деревья, а все остальное сминали своим весом, и нас трясло и швыряло во все стороны.

Постепенно галоп сменился рысью, но удержать лошадей было невозможно — выстрелы здорово напугали их, и они неудержимо неслись вперед. Мне приходилось изо всех сил упираться руками и ногами в стенки корзины, чтобы не вылететь из нее, и я боялся даже на секунду высунуться и оглядеться, на такой скорости любой толстый сук мог запросто снести мне голову с плеч.

Я не знал даже, гнался ли за нами кто-нибудь, но, по-моему, сзади нас никого не было. Вряд ли обычная лошадь выдержала бы такую скачку, да и вообще продралась бы сквозь этот чертов лес.

Наконец, животные немного успокоились и стали более осторожно выбирать дорогу. Розалинда высунулась из корзины и ухитрилась схватить вожжи. Животные пошли шагом, и мы выехали на узкую просеку. В темноте трудно было определить, куда ведет эта дорога, и мы долго не могли решить: ехать по ней или лучше не рисковать? Наконец, мы все-таки свернули с нее, и тут же треск веток сбоку заставил нас схватиться за луки. Но оказалось, что это наша вторая лошадь, которая как ни в чем не бывало пристроилась сзади, будто веревка, связывающая ее с нашей, была цела.

Лес постепенно редел. То и дело стали попадаться ручейки, замелькали просеки. Похоже, мы были уже в Джунглях. Рискнут ли наши преследователи идти за нами дальше, мы не знали, а связаться с Мишелем не могли: должно быть, он спал. Мы подумали, не пора ли нам избавиться от наших громадин, о которых наверняка уже прошел слух на много миль вокруг. Может, стоило пустить их по дороге, а самим пешком двинуться в другую сторону?.. Решиться на это было нелегко, ведь избавляться от лошадей, не зная, прекратилась ли погоня, было глупо. С другой стороны, если даже они погонятся за нами, то догнать смогут и лошадей, причем довольно быстро, ведь за день они успеют проехать гораздо большее расстояние, чем мы за ночь. Мы не знали, что делать... Но мы так устали, а перспектива тащиться пешком так мало привлекала нас, что мы нерешительно продолжали топтаться на месте. Попробовали еще раз связаться с Мишелем, но без толку. В конце концов выбирать пришлось не нам...

Лошади потихоньку сами двинулись вперед по просеке. Деревья смыкались верхушками над нашими головами, и мы ехали, как в тоннеле, почти ничего не различая впереди. Неожиданно что-то тяжелое и бесформенное упало на меня сверху, и я распластался на дне корзины. Огромная тяжесть придавила меня, и я не мог не то что дотянуться до лука, но даже просто шевельнуться. Я напрягся изо всех сил, чуть-чуть приподнялся, но в этот миг в голове у меня что-то взорвалось, и я потерял сознание.

Глава четырнадцатая

1

Очень медленно я пришел в себя и сразу услышал Розалинду. Настоящую Розалинду — робкую, доверчивую, открытую. Та, другая — уверенная в себе, практичная, сильная и независимая, — была всего-навсего ее собственным созданием. Я видел, видел и чувствовал давным-давно, как она начала искусственно создавать этот образ, будучи на самом деле очень ранимым, робким, хотя по-своему и решительным подростком. Раньше, чем все мы, она инстинктивно ощутила, что живет в чужом и враждебном ей мире. и стала сознательно готовить себя к тому, что рано или поздно ей придется встретиться с этой враждебностью лицом к лицу. Шаг за шагом она создавала себе броню. Я видел, как она находила все новые и новые средства защиты, как упорно она лепила свой образ. Создала она его в конце концов так искусно, так тщательно продуманно, что редко позволяла себе снимать эту маску, почти срослась с ней...

Я очень любил ее такой, какой она была для всех остальных. Я любил ее высокую, стройную фигуру, линию шеи и груди. Ее чудные, длинные ноги. Все это не просто нравилось мне — я любил все это... И то, как она двигалась, и тепло ее маленьких ладоней, ее улыбку. Я любил золотистую копну ее волос, матовую кожу лица, свежесть дыхания, тепло всего ее тела...

Но все это любить было легко... даже слишком легко — это мог полюбить кто угодно... И все это нуждалось в защите. В видимости уверенности, видимости независимости, видимости силы и способности постоять за себя. Так возникла ее маска, ее «броня», которую я тоже любил, но больше восхищался, как великолепным произведением искусства. Она и в самом деле была произведением искусства, была искусственная...

И вот сейчас я услышал другую, настоящую Розалинду, нежную, беззащитную. Она звала меня, отбросив. как ненужную шелуху, эту свою маску, шла мне навстречу, раскрывалась вплоть до самых потаенных уголков сознания.

Словами это не выразить...

Словами можно нарисовать тусклую картину телесной любви, в которой двое существуют отдельно друг от друга, как бы они ни стремились слиться воедино. Передать словами любовь, любовь ее, мою, нашу, невозможно… Любовь волнами шла от меня к ней, от нее ко мне, она захватила нас целиком, и не было между нами ни расстояния, ни различия... Мы были вместе. Мы встречались, касались друг друга внутри, проникали друг в друга и сливались в одно — мы больше не были отдельно, не было ее и меня. Были мы!.. Вместе...

Такую Розалинду не знал никто, кроме меня. Даже Мишель и все наши лишь изредка видели тень такой Розалинды, и они даже не представляли себе, чего ей стоило даже им казаться такой, какой они привыкли ее знать... Никто!.. Никто не знал мою Розалинду — беззащитную, родную, любимую... Розалинду, боящуюся того, что она с собой сделала, но еще больше боящуюся столкнуться с жизнью без маски, без «брони», которая стала уже частью ее самой.

Времени у нас не было. Мы были вместе секунду — не больше... Но мы были вместе, и это главное, а сколько это продолжалось — не имеет значения... В сравнении с этим ничто на свете не имеет значения...

Потом все кончилось, и я вернулся к реальности. Над нами было тускло-серое небо, лежал я очень неудобно, все тело затекло. Я услышал Мишеля, который, видимо, уже давно пытался связаться со мной, тревожно и настойчиво спрашивая: что с нами происходит? Я собрался с мыслями.

— Понятия не имею, — сказал я ему, — что-то вдруг ударило меня сверху... Но вроде я цел. Только вот голова трещит и очень неудобно лежать.

Я чувствовал, что по-прежнему лежу на дне корзины. и что-то буквально вдавливало меня в ее днище. Мишель ни черта не понял и обратился к Розалинде.

— Они спрыгнули на нас сверху, с веток — четверо или пятеро, — объяснила она, — один из них угодил прямо на голову Дэвиду...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 25
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.