— Мне кажется, – неожиданно для всех улыбнувшись, мягко сказал государь, – что на том свете, где сливаются небеса и хляби, сидят белые лебеди, хотя время их пролета отошло. Чайки. Обычные чайки. Свидетельство постоянного человеческого желания мечтать. Итак, граф, я с радостью вижу вас в Царском селе и жду доклада.
— Ваше величество, – ответил Витте, – я благодарен за ту любезную милость, которой вы удостоили меня, но, право, не время сейчас искать иной путь, кроме как путь немедленной и безусловной военной диктатуры, иначе не удержать Россию.
— Мы не вправе, позволять себе непоследовательность, – возразил царь. – Булыгин работал над проектом Думы, и мы дадим избранным сословиям те свободы, которые целесообразны и допустимы.
— Государь, – твердо сказал Витте. – Россия возблагодарила бы вас за этот акт, полный глубочайшего прозрения, коли б у меня была армия. Но армия в Маньчжурии, на Дальнем Востоке, в Сибири, и движение ее к столицам затруднено выступлением революционеров. Даровать свободу без штыка в России нельзя: чернь не готова к парламентаризму. Лишь военная диктатура может спасти трон.
— Трон в спасении не нуждается, – резко возразил великий князь, – трон в России незыблем был, есть и будет. В спасении нуждается спокойствие подданных.
— Значит, надо ввести военное положение в столицах, – повторил Витте, и чуть заметная улыбка тронула его синеватые, сухие губы, ибо он понимал, какова будет реакция великого князя. Он не ошибся – тот отреагировал сразу же:
— Не военное, а чрезвычайное. За военное – мне отвечай, да?! Нет уж, пусть за военное положение отвечают те, кто подталкивает Россию к анархии.
— А кто подталкивал Россию к анархии? – осведомился Витте.
Великий князь заметил молящий взгляд Трепова, полицейский, простованский, преданный, далекого смысла, и ответил примирительно:
— Безответственные смутьяны, мешающие нам с вами помогать несчастному народу.
— За военное положение, – скрипуче ответил Витте, – прими я предложение его величества возглавить кабинет министров, отвечать придется мне. Именно потому я и прошу освободить меня от милостивого и столь лестного предложения возглавить правительство.
— Так ведь, – подал голос Трепов, – вместо диктатуры прошу манифест объявить народу, царское слово до него донесть, глаза ему раскрыть!
— Он потребует тогда гарантий, – так же сухо ответил Витте. – То есть конституции и амнистии.
— Что ж, – сказал царь, – вот вы и подготовьте мне проект, а мы его позже обсудим. Миром-то лучше, чем штыком, не так ли, граф? Мы даруем амнистию и провозгласим ряд свобод. А за скорейшим передвижением войск из Маньчжурии в центр России, в Малороссию и Королевство Польское правительство, возглавляемое вами, приглядит особо внимательно – мысль ваша точна и скальпелю подобна. Вернем армию – раздавим смуту до конца. Оружием раздавим. – Царь прищурился, обернулся к Трепову: – А все-таки вроде б последние лебеди тянут, не кажется тебе?
Трепов чуть веко оттянул – близорук: – Оно вроде б и верно – лебедя...
– Чайки, ваше величество, чайки, – сказал Вит те, – лебрус калидис, что значит, как помните, «кричащие в непогоду».
Рабочие Варшавы выломали ворота тюрьмы, ворвались во двор, загремел «Интернационал» – великий гимн революции...
Дзержинский вошел в освещенный ярко зал, протолкался сквозь толпу: люди с красными бантами – вот чудо-то!
Пошел к сцене.
Винценты увидел Дзержинского – перекричал зал:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.