Я проснулся от выстрела. От одиночного сухого выстрела, прозвучавшего в высоком пролете каменной лестницы подобно громовому раскату. А может быть, это и была гроза. Затаив дыхание, я вслушивался в наступившую тишину и смотрел, как луна вычерчивает на потолке узоры от связанной мамой занавески. Большие темные цветы, и маленькие темные цветы, и ажурная сеть, и светлые пятнышки побелки на освещенном луной потолке. Я ждал, затаив дыхание. Что же случилось?

...И тогда я представил себе, как продираюсь сквозь ночные заросли. Временами лес озарялся вспышками молний. И в те секунды я видел перед собой убегавшего врага. Огромными шагами мчался он сквозь густой мокрый кустарник. Изредка оглядывался. Наверное, заметил меня, потому что при следующей вспышке молнии он исчез. Только направленное на меня дуло пистолета сверкнуло из-за ствола. Раздался выстрел. Руку пронзила боль. Я уронил револьвер в мокрый мох. «Неужели уйдет?» – с горечью подумал я. Собрав все свои силы, я нашарил во мху оружие и нажал на спусковой крючок. Когда лес снова осветился, он осел на землю, опершись спиной о ствол дерева и широко раскрыв глаза, на остекленевших зрачках и на лице капли дождя. Так всегда бывает в кино. В тех фильмах, которые мы смотрим раз в месяц в школьном зале.

«Я исполнил свой долг», – успел я подумать сквозь боль. И потерял сознание.

– О, господи! – услышал я мамин шепот. Я вскочил.

Мать сидела сгорбившись на стуле у печки, сжимая свои жилистые руки, и охала:

— О, господи! Господи! А если они поднимутся наверх! О, господи! Да не ходи ты взад-вперед! Прямо как лошадь! Пол-то тонкий! Любой шорох в лавке слышен. Услышат, как ты топаешь, непременно придут и... От «лесных братьев» пощады не жди! О, господи!

— Н-да, – сказал отец, прекратил ходить взад-вперед и затушил о блюдце окурок.

«Лесные братья»!

Я быстро выскользнул из постели. Штаны! Где штаны? Где же мои штаны? Теперь, когда дорога каждая минута, они исчезли. А-а! Вот они! Теперь скорее!

— Господи! Куда тебя несет! – схватила меня за плечо-мать.

— Пусти, я должен! – 'Что?

— Сообщить!

— Куда? Что сообщить? О, господи! Ты что, совсем рехнулся!

— Так вожатая сказала... Не щадя себя и...

— О, господи! Не болтай ерунды! Тебя же изрешетят на месте! Попробуй только дверь открыть. Не щади себя! – повторила мать. – Кому это надо? Жить тебе надоело! Ну что мне делать? Отец, хоть ты скажи ему! Втолкуй ему!

— Н-да, – сказал отец. – Н-да.

– Марш в комнату! – велела мать. – И тише! Тише, о господи! Мать втолкнула меня обратно в комнату.

Луна сверкала на булыжнике и на отполированной до блеска коновязи. У блестящей коновязи на булыжнике лежала тень приземистой полуторки. Маленький беспомощный грузовичок был весь заляпан грязью, так что номера его совсем не было видно. В узком кузове жались друг к другу мешки. Бурые, из грубой мешковины, и светлые – из ткани получше. Маме удалось раздобыть как-то один такой мешок. Она сшила себе из него кофту. Эту кофту она надевала по праздникам. От кофты пахло мукой, и я всякий раз вспоминал, как однажды летом мама пекла блины. Мука была желтая, но все-таки не такая темная, как песок. Даже сухой песок. Яйца тоже были желтые, но не такие светлые, как песок. И белое, разбавленное водой молоко. Такое же белое, как мешок в кузове грузовика, освещенный луной. И грубая серая соль...

Но блины получились на славу. Я бродил по булыжной мостовой со свернутым блином в руках и ел. На пальцы стекал сок раздавленной с сахаром красной смородины. Я был весь липкий...

Теперь же луна сверкала на булыжнике и на отполированной до блеска коновязи.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.