Оскудение

Ну, мы понятно, на ноги повскакивали. А мужик (Виркин это был) за шиворот меня схватил — крепко так воротником придушил, чувствую: задыхаюсь — и говорит: «Сдохнешь на пристани, водки дожидаясь. Я за тобой давно наблюдаю. Собирай свои шмотки, если еще остались, и быстро в лодку! Будешь у меня на станции — рыбосчетчиком работать. Не поедешь сейчас — пропадешь. Я сам когда-то водку сильно пил, знаю...»

Вот так я и вернулся назад, в Кульчи. Водку сейчас почти не пью. Совсем. Ребятишки в интернате живут, учатся. На лето ко мне приезжают. А Аня моя... Что ж, нету больше Ани. Погибла».

Нельзя было тогда записывать за Степаном рассказ, невозможно спросить, как погибла его жена Аня.

Мы молчали. Тревога, беспокойство и настороженность чувствовались в настроении, во всех движениях Степана. «Зря человеку душу потревожил», — думал я.

Судьба Степана предстала передо мной во всей ее трагической сложности. Судьба эта, к сожалению, не исключение.

Цивилизация, пришедшая на берега Амура, несла в себе не только созидающую, но и разрушающую для малых народностей силу. Начальник Амурской экспедиции Г. И. Невельской, первым поднявший русский флаг в устье Амура, понимая всю ответственность русских перед «отстающими народами», положил конец бесчинству многочисленных иностранных торговцев, промышляющих среди нивхов. Особенно жестоко наказывались те, кто «спаивал гиляков и нахально обирал их». Не допускал адмирал снисхождения и к своим подчиненным. Г. И. Невельской писал в книге «Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России»: «Строгое соблюдение нами как бы священных для гиляков их обычаев и, наконец, строгое взыскание при них же и с наших людей за всякую причиненную им обиду постепенно располагали гиляков в нашу пользу».

Пьянство — один из самых страшных пороков, разъедающих семьи нивхов и нанайцев, чукчей и удэгейцев, орочей и эвенков. Несколько лет назад, еще до опубликованного известного Указа, мне довелось на Чукотке прочитать неопубликованные заметки Юрия Рытхэу. Ходили они по рукам, кочевали из редакции в редакцию.

С болью и гневом писал Рытхэу о том, как спиваются все, от мала до велика, в поселках чукчей. Спиваются до такой степени, что некому идти в море добывать зверя. Юрий Рытхэу предлагал действенные меры: введение «сухого закона» хотя бы на время промысловых сезонов. Те самые меры, которые успешно применяются (и не только на Чукотке) в наши дни. Но публиковать письма писателя никто не хотел: принято было громко и помпезно писать о расцвете малых народностей в лучах новой культуры... Да разве же кто отрицал животворящий свет этой культуры?

Страна позаботилась об интернатах для детей нивхов, созданы ансамбли талантливых нанайцев, чукчи и эвенки стали писателями и летчиками. Но не позабыли ли мы о той ответственности старших братьев, которую видел и предполагал еще в XIX веке Геннадий Невельской?

Помню, в общежитии Хабаровского пединститута в комнате рядом со мной жил нанаец — студент-историк (назовем его Витя, он сейчас директором школы стал). Умница, ленинский стипендиат, всегда аккуратный и подтянутый Витя частенько растолковывал нам — «филолухам» — непростые законы диамата. Отлично стрелял, бегал на лыжах, на уровне перворазрядника играл в шахматы. По воскресеньям в гости к Вите приходил земляк, тоже нанаец — студент медицинского института (назовем его Коля: он и сейчас в Хабаровском крае достаточно известный человек). Коля — тоже отличник и тоже умница.

Витя с Колей расставляли на шахматной доске фигуры, открывали бутылку водки и, сделав первый ход, выпивали по первой рюмке. По мере того как опорожнялась бутылка, разговор Вити с Колей принимал все более агрессивный характер... Наконец, когда летели на пол шахматы, трещали стулья и бились рюмки, мы врывались в комнату и заставали такую картину: Коля и Витя с окровавленными лицами валялись, вцепившись друг в друга, на полу. При этом друзья-отличники пытались укусить друг друга за нос или за уши. Нет. не анекдот из студенческой жизни припомнился мне! Случай, о котором рассказываю, неизменно повторялся.

Но самое страшное было то, что мы привыкли к этим «шахматным баталиям», более того — ожидали их, как некий балаган или представление. Что характерно, отношение к Вите и Коле, людям умным и уважаемым, ничуть не менялось. А им самим было стыдно. Я это знаю. Поговорить бы по-мужски с ребятами, пристыдить за дикость и безобразие... Ведь никто не догадался!

И Виктор, и Николай нашли в себе силы — бросили пить. Кстати говоря, не такой уж редкий случай среди представителей малых народностей Севера...

Ну, а другие? Те, кто не пересилил себя, не нашел замену проклятой «горячей водичке»? Судьбы их исковерканы и страшны. Поведение Виктора-историка вспомнилось мне однажды в Чукотской тундре. Мы шли с изыскателями на вездеходе из Эгвекинота в Анадырь. Путь этот измеряется не одной сотней километров. Шли почти неделю. По дороге встретилось стадо из оленеводческого хозяйства. Бригадиром там был знатный, известный всей Чукотке оленевод, Герой Социалистического Труда, делегат партийных съездов.

Первым делом, когда пришли в чум и сели возле костерка, бригадир поинтересовался:

— Аккымыль есть?

Аккымыль (водка), конечно же, был прихвачен: такое по тем временам и представить невозможно, чтобы в гости к оленеводам без бутылки заявиться?! Значит, не уважаешь бригадира, плохой, значит, ты человек, плохой и жадный.

Я смотрел, как прекрасный мужик, мудрый и лукавый, сильный и гордый, на глазах превращался в обыкновенного слюнтяя-пьяницу. Цикл «напился — очнулся — опохмелился — опять напился» он проходил не как русский горемыка — за день, а от порции к порции. Чашка (пили из отличного чайного сервиза, специально выставленного хозяйкой для дорогих гостей) дрожала в его руках. Каюсь теперь: не было на нас, «дорогих гостей», Виркина, который мог бы взять за шиворот и крепко встряхнуть: «Вы что делаете?»

Для любого народа алкоголь — беда. Для нас, русских, водка — горе. А для чукчей, нивхов и нанайцев — трагедия. Что ж мы раньше об этом не задумывались?

...Не мог я знать, что завтрашний день приготовит мне серьезное испытание. Мыслить и рассуждать правильно и трезво мы умеем. Но всегда ли поступаем в соответствии со здравым смыслом?