4

Самое тяжкое, что может мучить человека в сегодняшней жизни, внешне безмятежной и сытой, это совершенные им в прошлом ошибки. Думаю, не важна даже степень проступка — будь то предательство друга, измена любимой или пустяковая обида, нанесенная как бы между прочим попутчику или вовсе человеку случайному. Важно другое: рано или поздно случившееся вспомнится. Ты увидишь себя со стороны и ужаснешься сделанному. Мучительная боль придет в сердце по одной лишь причине: ты поймешь, что когда-то так же больно было другому человеку.

Мне кажется, что Степан, поведав свою городскую историю, увидел себя в жизни прошлой — грязной и нетрезвой — как бы со стороны. Конечно, до встречи со мной он много думал и вспоминал. Но настоящая боль пришла к нему в тот час, когда мы сидели у костерка.

Возвращение в родные места, к труду честному и знакомому с детства, очищение тайгой и наступившая трезвость вернули ему оптимизм и радость жизни. Но они же поселили в его душе спрос к себе. Он мучился сознанием того, что именно он подталкивал дорогого и близкого человека к пропасти.

Что ж, Аню не вернуть...

Через несколько дней Степан собрал рюкзачок.

— В Орель-Чля поеду. Детей надо повидать.

Уж мы старались уговорить его и так, и сяк, к совести взывали: «Тебя же Виркин за хозяина оставил!» — Степан был неумолим.

— Два дня побуду и назад. Свежих газет вам захвачу... Может, что купить в магазине?

— Ничего не надо, Степан, — отвечал я, — только, прошу тебя, с «катушек» не сорвись.

— Никак мне нельзя, — солидно рассуждал Степан, — мне же детей на ноги поднимать.

А я шел с ним рядом и понимал: с «катушек» он сорвется обязательно.

До сих пор каюсь: почему не уговорил остаться?

Я помог дотащить оморочку волоком к воде. Степан коротко, но крепко пожал мне руку. Правда, в глаза старался не глядеть. Вот он удобно устроился на скамеечке, вот уже сделал взмах веслом... Но вдруг повернулся и. глядя куда-то поверх моей головы, сказал:

— А утонула Аня здесь, в озере... Поехала пьяная на рыбалку с какими-то «бичами» и утонула.

Он ударил веслом по воде. Оморочка легко скользнула от берега.

Степан не вернулся. Ни через день, ни через два, ни через три. Приехал Виркин, злой, как уссурийский тигр. Сначала он начал кричать, что мы испортили Степана. Потом устало присел на крыльцо и сказал:

— Запил Степка. Запил в мертвую в Орель-Чля... И что с ним случилось? Никак не пойму.

Что с ним случилось, знал я. И снова терзался: «Зачем, зачем было в душу лезть! Соль на раны сыпать...»

— Ну ничего, — продолжал грозный Виркин, — я с него, гада, с живого не слезу. Хороший ведь человек-то! Хор-ро-ший.

Последнее слово он произнес по слогам, перекатывая букву «р» на языке. И почему-то от этого грозного и раскатистого рыканья становилось спокойнее, хотелось верить в то, что Виркин Степана спасет. Обязательно спасет.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.