Щерба понял, речь шла о бронзовом пресс-папье. Сейчас оно в сейфе у Скорика — орудие убийства, вещественное доказательство. Он подошел к старому фанерному платяному шкафу, распахнул его. Даже зная скромный образ жизни и материальные возможности Богдана Григорьевича, удивился почти полному отсутствию вещей: на вешалке обвис старый плащ, поверх которого висело поношенное, из тяжелого си- него сукна пальто. Внизу, на днище, стояли утепленные, тщательно вычищенные коричневые ботинки. Из четырех бельевых полок одна была свободна. На остальных лежали две или три рубашки с длинными, как ослиные уши, углами воротничков, две пары зимнего белья, трусы, майки, несколько пар носков, галстуки и стопка носовых платков, четыре простыни, один пододеяльник и наволочки с простыми желтоватыми кальсонными пуговицами.
— Взгляните-ка, Теодозия Петровна, — позвал Щерба.
Она подошла, чуть склонила голову, словно пересчитывала содержимое шкафа, потом сказала:
— В старых туфлях его похоронили. А вот черных, банкетных, прошу пана, нет. Все остальное тут. Я столько раз стирала все это. А туфель нет, этих, банкетных, — повторила она.
— Что значит «банкетных»? — спросил Щерба.
— Он, прошу вас, был меценат. Когда шел куда по важным делам, надевал их. Черные такие, элегантские, почти новые. Любил их. Может, ваши из милиции, когда приехали в ту ночь, увезли их. Про то не знаю. Только нет их. Они если не за дверью на подстилке, то завсегда здесь стояли, в шкафу.
Действительно, осматривая комнату, Щерба нигде не наткнулся на обувь. Но сейчас, после слов Теодозии Петровны, он, кряхтя, опустился на колени и заглянул на всякий случай под кушетку. Но там было пусто. У кушетки стояли старые шлепанцы из зеленого сукна...
Оформив все протокольные дела, опять опечатав комнату, Щерба отпустил понятых и лейтенанта. Сам же решил допросить Теодозию Петровну.
Она повела его на кухню.
— Красивая у вас кухня, — сказал Щерба, садясь за столик, покрытый льняной скатеркой. — У меня к вам несколько вопросов, Теодозия Петровна. Я ведь тоже знал Богдана Григорьевича, учился у него, бывал тут, правда, нечасто, поэтому вы меня не помните, — начал он доверительно и взглянул на нее, гадая, приняла ли она такой мягкий, неофициальный посыл, не смутил лиее бланк протокола, лежавший перед Щербой.
Теодозия Петровна молчала.
— Как вы считаете, — спросил Щерба, — каким образом убийца проник в квартиру? Ключи мы нашли у Богдана Григорьевича в кармане брюк, в которых он был.
— Это другие. Одни он потерял. Я нашему слесарю заказывала, из ЖЭКа.
— А как фамилия слесаря?
— Войтюк Игнат Петрович.
— Давно Богдан Григорьевич потерял их?
— Не так уж давно.
— Мог ли Богдан Григорьевич впустить незнакомого человека?
— Выходит, впустил, прошу пана.
— А почему вы считаете, что это был незнакомый?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.