Ночь без вранья

— Нет. Как шофер я даже лучше, чем этот любитель самолетов как начальник стройуправления. Поладить с ним несложно — ублажай, и все. И не говори мне, что у вас любовь или что-то в этом роде. Знаешь, со стороны виднее. Вы уже покатились... Набрали скорость. А что впереди, догадаться нетрудно.

— Думаешь, покатились? — растерянно переспросила Таня. — Костя, ты знаешь его жену? Что она такое?

— Он от нее не уйдет.

— Красивая?

— Не сказал бы... Тебе в подметки не годится.

— Умная? Умнее меня?

— И здесь можешь быть спокойна. Она не дура, нет. Но она... курица. У нее все решено раз и навсегда. Все знает, все понимает. Но лучше всего знает, что сколько стоит.

— В чем же дело? Детей у них нет... А, Костя?

— Дело в должности. Это для него главное. Если он уйдет от жены, это повредит ему, сделает уязвимым, уменьшит зарплату. Кроме того, может лишиться этой вот машины... И тогда не сможет... Не сможет дружить с такими девушками, как ты, поступать, как ему хочется, ездить на самолеты смотреть. Он думает, делает, говорит только то, что от него требуется, что от него ждут, за что ему платят деньги.

— Невысокого же ты мнения о своем начальстве. — Таня снова открыла ящик, взяла сигарету.

— Шоферам позволено. Если это не отражается на их работе.

— Не понятно вот только, почему ты всего-навсего шофер!

— А кем бы ты хотела меня видеть?

— Занимай кабинет Анатолия.

— И тогда ты посмотришь на меня ласковее?

— Да, Костя. Тогда я стану совсем ласковая. А ты перестанешь думать о воздушных шариках.

— И что происходит с людьми! — Костя ударил кулаком по столбу. — При хорошей должности уже не имеет значения, дурак ли этот человек, сволочь ли он, вор! Он попросту обязан воровать, обязан блудить, подличать, чтобы никто не заподозрил его в слабости, чтобы доказать, что его не собираются снимать, что его положение прочно и незыблемо!

— Ты говоришь об Анатолии?

— Думаешь, сверхурочные за эти вот поездки он платит из своего кармана? И за бензин тоже? А машина обломается, он что же, за свои деньги ее будет ремонтировать? А коньяк он пьет за свои? За свои коньяк никто не пьет. И делают его не для тех, кто пьет за свои.

— Костя, — Таня положила ему руку на плечо, — не надо считать чужие деньги, ладно? Если уж мы начнем этим заниматься, нам ни на что другое не останется времени. В мире столько денег и столько людей, которые владеют ими без достаточных оснований. Рядом с тобой стоит красивая женщина... Неужели она не стоит твоего внимания? — Таня стояла, прислонившись к столбу, сложив руки на груди. Поза вроде и вызывающая, но была в ней и беззащитность. Костя отвел ее волосы в сторону, заглянул в глаза.