— Но дальше может получиться, что тебе не дадут денег на съемки, или «зарежут» сценарий, или случится еще десяток всяких «или», которые не позволят приступить к работе...
— Ну и не надо. Ведь сказал Михаил Булгаков: никогда ничего не проси, особенно у тех, кто сильнее тебя. Сами придут и все дадут. И он прав. Поэтому, если руководству кинематографа невыгодно, чтобы я работал, если оно убеждено, что то, что я делаю, никому не нужно, я не буду за ним бегать и убеждать, что я работать должен. Я найду себе применение...
— Но все равно обидно, что кто-то, часто не имеющий прямого отношения к кино, решает за тебя, будешь ты что-то ставить или нет.
— Я к этому привык. И все к этому привыкли. Поэтому я считаю, что самое главное — существовать согласно своему представлению о мире и чтобы это представление в меньшей мере зависело от твоего честолюбия.
— Не шло в перекос с ним, не особенно жестко било?
— Конечно. Хотя тут зарекаться трудно: работаешь-то на виду. Во всяком случае, это большое испытание — оставаться самим собой.
— Меня всегда интересовало, Никита, почему и твой брат, Андрей Кончаловский, и ты, начав с музыки, все-таки ушли в кино. Андрей бросил ради него консерваторию, ты — училище. Почему? Музыкальная карьера — тоже достаточно престижна, тем более что вы оба шли по классу фортепиано, где можно проявиться лично. Есть в этом логика? Был для тебя пример брата стимулирующим фактором?
— В какой-то мере пример Андрея был достаточно сильным импульсом: старший брат. Но у меня нет рассказа, который бы мог логически объяснить это.
— Почему музыке предпочли кинематограф?
— Кино, на мой взгляд, — это соединение музыки, пластики, поэзии. В данном случае я имею в виду, разумеется, не музыку, которая слышна, а музыку эпизода, музыку изображения. Все это должно быть крайне музыкально, на мой взгляд. Это тот кинематограф, который мне нравится. Хотя есть и другое кино: есть Годар, Герман, Бондарчук. Одно не исключает другого. Просто, есть одно, есть другое.
— Ты поставил в один ряд таких разных режиссеров, что от неожиданности сразу не знаешь, что и сказать... Хорошо. Ты считаешь, что у Германа нет пластики, музыки эпизода?
— Почему же? Конечно, у него все это есть. Но свое! У него все выдержано, продумано, логически завершено... Знаешь, есть хорошие режиссеры, которые снимают прекрасные картины, автором которых ты не хотел бы быть...
— Например?
— Ну вот хотя бы прекрасные картины Элема Климова «Иди и смотри» и «Прощание». Отличные работы, я их понимаю. Но автором бы не хотел быть.
— Почему?
— Не знаю...
— Еще автором каких фильмов ты не хотел бы быть?
— Из хороших, разумеется? Я не хотел бы быть автором фильма «Мой друг Иван Лапшин».
— Почему?
— Я сам не знаю. Это хорошая картина. Прекрасная. Но это не «мое».
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.