Никита Михалков: «Вопреки спокойствию»

Леонид Плешаков| опубликовано в номере №1455, январь 1988
  • В закладки
  • Вставить в блог

— Но дальше может получиться, что тебе не дадут денег на съемки, или «зарежут» сценарий, или случится еще десяток всяких «или», которые не позволят приступить к работе...

— Ну и не надо. Ведь сказал Михаил Булгаков: никогда ничего не проси, особенно у тех, кто сильнее тебя. Сами придут и все дадут. И он прав. Поэтому, если руководству кинематографа невыгодно, чтобы я работал, если оно убеждено, что то, что я делаю, никому не нужно, я не буду за ним бегать и убеждать, что я работать должен. Я найду себе применение...

— Но все равно обидно, что кто-то, часто не имеющий прямого отношения к кино, решает за тебя, будешь ты что-то ставить или нет.

— Я к этому привык. И все к этому привыкли. Поэтому я считаю, что самое главное — существовать согласно своему представлению о мире и чтобы это представление в меньшей мере зависело от твоего честолюбия.

— Не шло в перекос с ним, не особенно жестко било?

— Конечно. Хотя тут зарекаться трудно: работаешь-то на виду. Во всяком случае, это большое испытание — оставаться самим собой.

— Меня всегда интересовало, Никита, почему и твой брат, Андрей Кончаловский, и ты, начав с музыки, все-таки ушли в кино. Андрей бросил ради него консерваторию, ты — училище. Почему? Музыкальная карьера — тоже достаточно престижна, тем более что вы оба шли по классу фортепиано, где можно проявиться лично. Есть в этом логика? Был для тебя пример брата стимулирующим фактором?

— В какой-то мере пример Андрея был достаточно сильным импульсом: старший брат. Но у меня нет рассказа, который бы мог логически объяснить это.

— Почему музыке предпочли кинематограф?

— Кино, на мой взгляд, — это соединение музыки, пластики, поэзии. В данном случае я имею в виду, разумеется, не музыку, которая слышна, а музыку эпизода, музыку изображения. Все это должно быть крайне музыкально, на мой взгляд. Это тот кинематограф, который мне нравится. Хотя есть и другое кино: есть Годар, Герман, Бондарчук. Одно не исключает другого. Просто, есть одно, есть другое.

— Ты поставил в один ряд таких разных режиссеров, что от неожиданности сразу не знаешь, что и сказать... Хорошо. Ты считаешь, что у Германа нет пластики, музыки эпизода?

— Почему же? Конечно, у него все это есть. Но свое! У него все выдержано, продумано, логически завершено... Знаешь, есть хорошие режиссеры, которые снимают прекрасные картины, автором которых ты не хотел бы быть...

— Например?

— Ну вот хотя бы прекрасные картины Элема Климова «Иди и смотри» и «Прощание». Отличные работы, я их понимаю. Но автором бы не хотел быть.

— Почему?

— Не знаю...

— Еще автором каких фильмов ты не хотел бы быть?

— Из хороших, разумеется? Я не хотел бы быть автором фильма «Мой друг Иван Лапшин».

— Почему?

— Я сам не знаю. Это хорошая картина. Прекрасная. Но это не «мое».

  • В закладки
  • Вставить в блог

читайте также

Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены