Роды были тяжелейшие. Сын родился крупный – четыре килограмма двести граммов. Пришли ко мне из военкомата, дали двести рублей. Выписали документы. Вышла из больницы налегке. Вещей никаких. Снова на вокзал. Доехала до Тихорецкой. А дальше – пешком. До войны я спортом занималась, была ворошиловским стрелком, на значок ГТО сдавала… Это и помогло мне добраться домой. Из Тихорецкой выехала на попутной машине. Их было две. Наша проскочила, а вторая попала под пулеметную очередь с самолетов. На бреющем полете, с черной свастикой… на детей и женщин! Жуткая картина! Кто-то из моих земляков видел, как я садилась в одну из машин. Очутившись раньше меня в Сталинграде, он и сказал родителям, что я погибла.

Дома меня не узнали. Отечная, наполовину седая, в синяках, грязная… Неделю потом не могла уснуть. Закрою глаза – вижу и слышу: бомбежка, стрельба, все вокруг рушится, падает…

А через год подобное стало явью еще раз. Началась оборона Сталинграда.

Судя по всему, Григорий Лизогубенко сошелся с Женей уже в плену. Он и фамилию себе поменял из-за плена. Кто-то из товарищей с такой фамилией погиб, он и взял его номер, иначе бы ему не выжить. Ведь подлинная его фамилия не Лизогубенко, а Лерман. Евреев фашисты уничтожали в первую очередь. Именно поэтому мы не сразу нашли этого человека. Мы искали Лизогубенко, а он вернул себе подлинную фамилию. Григорий и Женя были соседями на нарах. Григорий работал на кухне, а Женя рисовал. Когда немцы узнали, что он хорошо рисует, они дали ему комнату – вроде мастерской, где он рисовал для них по заказу. Из этой комнаты с зарешеченным окном и было решено бежать. Григорий копил съестные припасы, а Женя куском ножовочного полотна подпиливал решетку. Свежие подлпилы маскировал красками, умудрялся там же вести дневник.

В июне 1942 года во время английского налета они бежали. Переплыли реку и двинулись на северо-запад. Шли ночами, а днями отсиживались в лесу. Это продолжалось три месяца. К началу дождей прошли часть Германии, Голландию, очутились в Бельгии. Сами толком даже не представляли, где находятся. Спасаясь от надвигающихся холодов, вырыли землянку, замаскировали ее и решили зимовать.

Время от времени в их поле зрения появлялся лесничий. Они тщательно наблюдали за ним, пока, в конце концов, не решились поговорить. Признались, что они русские, что бежали из плена… Лесничий дал еды и пообещал дня через три познакомить с людьми, симпатизирующими Советскому Союзу.

Через три дня Женя и Григорий были уже в Льеже.

Во время войны я получила извещение, что мой муж пропал без вести. А в конце войны пришла похоронка, мол, погиб под Перемышлем.

В семьдесят четвертом году я приехала в Бельгию. В один из вечеров во время ужина кто-то из гостей стал рассказывать, что недавно был в лесу в Антене и видел на одном из деревьев русские буквы… Я из дневников знала, что это как раз то место, где партизаны вели тяжелые бои с фашистами.

Я сказала гостеприимным хозяевам, что хочу побывать в Антене. Уговорила их, и мы поехали. Это оказалось недалеко. Выйдя из машины, я уже знала, куда идти. Какая-то неведомая сила вела меня к тому дереву. Подошла, прочитала на стволе: «Е.Д.» – и в обморок – хлоп! Женя и в дневнике писал, и друзьям говорил: если погибну в Бельгии, чтобы над могилой обязательно были звезда, серп и молот. А потом выбрал дерево и сам вырезал на стволе свои инициалы.

Могила его не там. Его казнили в цитадели. Но друзья перенесли тело на кладбище…

Я не спала всю ночь. К утру знала, что мне надо сделать. Приехала Женя Яковлева. Мы позвонили в посольство. Я сказала, что хочу увезти домой кусок дерева, на котором мой муж оставил свой автограф. Консул поддержал меня, сказал, что будет очень хорошо, если мне удастся вывезти реликвию домой. Мы поехали к Желе – председателю Фронта независимости. Желе поддержал меня и успокоил. Они сами все сделают и пришлют. А я плачу и все твержу: в Волгограде музей Сталинградской битвы строится, туда хочу отнести реликвию. Что делать? Поехали все вместе к бургомистру. Тот не сразу согласился. Лишь благодаря Брове – его отец был во время оккупации бургомистром, помогал партизанам… Словом, этот Брове оказался человеком дела и авторитетным гражданином Бельгии. Назавтра он позвонил и сообщил благоприятную весть.

Сразу же поехали в лес. Погода стояла замечательная. Дерево срезали. Оно упало при нас. Лежит, а листья разговаривают. Только мы их языка не понимали. Мы могли только догадываться, о чем они нам говорят.

Часть ствола вложили в полиэтиленовый мешок. Сын Желе сделал гипсовый слепок с инициалыми.

На вокзале попросили проводника, чтобы разрешил погрузить ствол, а  он ни в какую Я ему объясняю, что это память о муже, который здесь воевал и погиб, а он ничего не хочет слышать. Я прямо в панику впала. Выручила бутылка. Проводника словно подменили. Взял «контрабанду». А потом еще и гордился перед пассажирами, мол, вот какой случай был в международном вагоне, когда я через несколько лет снова ехала в этом же вагоне. Он меня не узнал и с важным видом рассказывал мне мою же историю.

В 1967 году наш сын достиг возраста, в котором погиб Женя. Все, кто помнил его – я имею в виду бельгийцев, – были буквально поражены его сходством с отцом. Встречали нас там хорошо: и в Доме советской дружбы, и в партизанском движении, и люди, которые прятали Женю на своих квартирах. Особенно нам запомнилась мадам Гамар. Она буквально нас «арестовала» своим гостеприимством, никуда не отпускала надолго. Муж попал в дом этой милой женщины в сорок третьем году. Она и ее муж скрывали Женю. Они были партизанами. Много сделали для освобождения Родины. В их доме собирались часто командиры отрядов. Эта женщина награждена советским орденом. Есть у нее и бельгийские, и английские награды. И муж тоже отмечен правительствами этих стран.

Они и рассказали нам, как погиб Евгений Доценко. Его взяли смертельно раненного. Привязали к лодке и повезли в цитадель. Били тяжко…

Мне говорили, что благодаря Евгению Доценко у местных жителей поменялось представление о русских. Ведь до войны велась очень мощная пропаганда: все русские - безбожники, а буденовки у них островерхие, потому что в таком головном уборе удобнее рога прятать. За голову Евгения Доценко фашисты назначили награду в 500 тысяч франков, а потом миллион.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.