Не забыт

Второе письмо инвалида и ветерана Великой Отечественной войны, адресованное лично товарищу Главному Редактору, легло на его стол вскоре после возвращения из далекой Кубы, легло, как это и полагалось по не писанному, но установленному им же правилу.

Тёщин... Фамилия редкостная. Человек с такой фамилией встречался на его дорогах-перепутьях единственный раз. Ивановы, Сидоровы, Козловы, Петровы — десятки, а может, и сотни, а вот Тёщин — только раз. Храбрый солдат. Погиб в жестоком бою в начале сорок второго.

И помнил он того Тёщина прекрасно, как помнил всех героев своих военных и послевоенных очерков, повестей, рассказов. И в своей последней книге «Встречи на фронтовых дорогах-перепутьях», сигнальный экземпляр которой он просмотрел еще перед отлетом на Кубу, в книге, куда вошли воспоминания и дневниковые записи о первых тяжелейших годах войны, он рассказал и о погибшем в бою под Барвенковом отважном минометчике Тёщине, могучем волжанине.

Не родственник ли того Тёщина? Может, сын, брат, зять? Что заставило их писать? А может, письмо и не от родственников того Тёщина, его Тёщина, храброго помкомвзвода, заслуженно нашедшего вторую жизнь на страницах его книги, где также рассказывалось о последних минутах Тёщина, о его гибели?

Из этого второго, адресованного «лично» ему, Главному Редактору, письма («Так што ишо раз здравствуйте...»), в котором выражалось огорчение ответом редакции («…Ить што сказыват товарищ Лесников? Слухайте: «Помочь не можем. И не только потому, что нет подробных сведениев утраты ваших личных вещей...» и т. д.), а ветеран и инвалид войны беспокоился о каких-то бумагах («…Ить я не об личных вещах маюсь! Личные вещи это пропавшие кошелек с деньгами. Бог с ими! Я ж о бумагах! Особливо о «Боевом листке» политрука...») и пространно «ишо раз» сообщал, как помнилось ему, сведения, где и когда ранило и что в беспамятстве довезли его до Сталинграда самого. Главный Редактор не уразумел, что за Тёщин пишет, что за бумаги волнуют его, и поэтому затребовал из архива первое письмо («Так что здравствуйте уважаемый товарищ...»), прочитав которое, к величайшему своему изумлению понял, что пишет ему именно тот самый, его Тёщин, храбрый минометчик-волжанин. Жив! Оказывается, жив Тёщин! И более того: борется за свою ратную честь. Не чудо ли!

И вместе с изумлением, радостью и волнением явилась и досада: выходило, что минометчик Тёщин был похоронен заживо дважды — сначала однополчанами, собственными глазами видевшими прямое попадание бомбы в НП — коровник под черепичной крышей, вернее, в то, что осталось от коровника, с которого Тёщин корректировал огонь минометов, и второй раз — в его книге.

Досада! И сделать уже ничего нельзя: весь тираж ушел в распродажу на полки магазинов по всей стране. И уже получены первые поздравления друзей, читателей.

Как же теперь с Тёщиным? Как исправить ошибку?

«Дорогой мой боевой товарищ! Ваше письмо поразило меня и обрадовало необычайно: ведь Вы — воскресший из погибших! Дважды похороненный заживо! Один раз — однополчанами, второй раз — на страницах книги, которую Вы держите сейчас в руках. Голубчик, Алексей Константинович! Прошу нижайше извинения и за себя и за однополчан. Я заверяю Вас: оплошность эту мы исправим немедленно. По этому поводу к Вам на днях выезжает наш сотрудник товарищ Лесников.

Дело в том. что в часть вашу я, как и обещал, завернул мимоходом — передать обещанный экземпляр газеты лично Вам и фотографии (полк ваш в связи с большими потерями как раз готовился к отходу на переформирование), но Вы уже значились погибшим: видели, как НП, с которого Вы корректировали минометный огонь роты, взлетел на воздух при бомбежке, а после боя Вас там не нашли. Видели также, как Вы до этого уничтожили два вражеских танка. За подвиги Ваши Вы посмертно представлены к ордену Красного Знамени.

Предполагаю, и это вероятнее всего, что прямо под огнем Вас. тяжело раненного, в бессознательном состоянии подобрали санитары соседнего полка. Отсюда и все недоразумения. Возможно, тогда же и затерялись Ваши документы: разорвало одежду, а с ней и все бумаги, и санитарам даже не по чем было заполнить сопроводительный листок при отправке в полковой медпункт, откуда Вы, надо полагать, транзитом через дивизионный медсанбат и армейский эвакогоспиталь были доставлены в Сталинград без документов и разыскиваемых Вами бумаг.

Но не огорчайтесь, дорогой Алексей Константинович! Слава богу, что живы Вы! И жив курилка, то есть я, Ваш покорный слуга: сохранились мои дневники, мысли, чувства, впечатления о том грозном времени. Многое я описал в книге, которую с огромным удовольствием, с огромной радостью и наилучшими пожеланиями дарю Вам, боевому соратнику. Там и о Ваших фронтовых делах, читайте на страницах 110-114. Думаю, эти странички заменят испрашиваемые Вами бумаги и газетку. А награда — орден Красного Знамени — не замедлит найти Вас в ближайшее время.

Крепко жму Вашу руку! Обнимаю.

Низкий поклон Вашей замечательной супруге, самые добрые и сердечные пожелания всей Вашей семье!»

Такое вот, к великой радости своей, напечатанное на машинке на обе стороны листа письмо все с той же фирменной полосой и названием журнала извлек Алексей Константинович из книги «Встречи на фронтовых дорогах-перепутьях».

Женька выхватил из рук Алексея Константиновича книгу, проворно пролистал, выискивая страницы 110-114.

И стал читать сначала про то, что знал как дважды два четыре, как взвод минометчиков под командованием его дедушки вел бой с фашистами, искрошив их, словно капусту. Но об этом рассказывалось в книге как-то по-другому, по-новому и читалось будто новое.

Все, затаив дыхание, ловили каждое слово. И Алексей Константинович, шевеля кустистыми жесткими бровями, напряженно вслушивался, словно прикидывая, не напутал ли, не пропустил ли чего этот бесконечно дорогой теперь для него человек, и согласно кивал головой своей седой: все так, истинно так, верно.

Женька читал дальше. О том, как корреспондент дивизионной газеты, тот самый молоденький лейтенант в кубанке с красным верхом, с двумя кубиками в петлицах, завернул-таки в полк Алексея Константиновича с обещанными газеткой и фотографиями, как узнал от комбата, что «Тёщин вчера... ценой жизни задержал, сжег танки...».