Мария Григорьевна всплескивает ладонями, щеки ее стыдливо зарделись:
— Спятил ты, старый! Как можно про такое писать чужому человеку? И не совестно тебе?
— А што я могу исделать, канарейка моя! Оно само про это, против даже воли вплуталось.
— Нехорошо про это, убери, убери, Леша, слышь? Не позорь ни себя, ни меня на старости лет. Когда все это было...
— Чудная ты баба! — Алексей Константинович допивает чай, отдает чашку с блюдцем. — Я токо про воду на полу.
— Ну, слава богу! — Мария Григорьевна успокаивается. — Если хочешь, я тебе колбаски занесу, купила вареной, твоей любимой, чесночком так пахнет!
Но Алексей Константинович решает, что много потерял времени, пора за дело: пока помнится, как сейчас, надо писать.
«...Прямо по ним без промашки. А, гады, закудачили вижу, кто куда мечутся! Пять минут били, может, трохи меньше, может, больше. Позиция аж провонялась гарью, а это што тухлыми яйцами.
— Скоко банок осталось? — пытаю.
— Шесть! — отвечают подносчики. А в каждой банке по пять мин.
— Прекратить огонь! — командую.
Усе затихло. Тута ребята говорят: мы пойдем туда. Говорю: идите, токо быстро.. Смотрю: ведут «языка». Пункт недалеко был. Отвели его. Ребята говорят: двое убегло, а тридцать два фрица уложены наповал. «Што делать дальше?» — думаю. Ракеты пускали, двое убегло — доложут и по нас зачнут шваркать. Командую: сменять позицию!
— Зарывайся глубже! Рты держать открытыми! — приказал я.
Ишо немцы пуляли по нашей старой позиции, грохотало и дрожало все вокруг, дело к рассвету шло, когда кто-то уполголоса кричить: ишо идуть, мать их за ногу!
И все, считай, началось по новой: ну, выпололи мы и этих. Но опять, елкин корень, успели они ракеты пустить красные и зеленые. И человека три убегло. Ну, тут уже и думать нечего было, и дураку ясно, — за минометы мы — и на прежнюю позицию. По ней уже долбать перестали. А вскорости выдали немцы огонь по нашей второй, покинутой позиции: с час молотили у пустой след.
Вот это и есть мой третий, самый главный подвиг.
Ишо по этому делу. Политрук наш, товарищ Македон, написал «Боевой листок». Приколол на стенке сарая возле кашевара. Когда усе, кто мог и хотел, прочитали, я снял его, склал тщательно пакетиком и вложил в красноармейскую книжицу, а саму книжицу-то — в кошелек, где ишо удостоверение на медаль содержалось и рублей триста (в старой валюте). На память. А може, Марусе пошлю, размышлял, если разрешат. В «Боевом листке» напомнил товарищ Македон и о «языках», про того фрица напомнил, которого я ухлопал, когда коржики пекли. Ну, а про этот бой ночью, как счас помню, написал: «Под командованием помкомвзвода Тёщина А. К. уничтожено 63 гитлеровца. Один взят в плен. Решена важная тактическая задача». Какая задача — это уже не в моих понятиях. Через пару дней товарищ Македон пожал мне руку уважительно. Побаяли о том-сем. И он прямо сказал: буду награжден, и надо мне в партию. А я: если заслужил — большей чести нет. Он планшетку на колено — написал рекомендацию. Вторую, сказал, взять у комроты. Рекомендацию товарища Македона я поклал туда же, в кошелек.
Вот какие дела, уважаемый товарищ Главный Редактор. Вот про все это я вам, как счас помню, 11 марта 1942 года рассказывал. Вы искали для газеты — кто отличился. Начальство прислало вас у наш взвод. Я че так запомнил этот денек — насмерть ранило мово дорогого друга Ивана Петровича. Убило дорогого товарища Македона. В тот день, если помните, был очень сильный бой. Вы, как сказывали сами, были свидетелем многого. На вас, запомнил, была та же, как в лазарете, черная кубанка с красным верхом, та же кожаная сумка командирская с боку левого, а вот с правого — парабелум фрицевский, видать трофейный. Ну, водил я вас туда — может, помните — на наши огневые позиции. Вы ишо меня разок щелкнули для фото самого, а потом со взводом. Ишо вы обещали газетку, в которой про нас пропечатают, мимоходом подвезти. И фотки всем для дому послать. Надеялись мы на это слабо, потому как война — сегодня здесь, завтра тама.
У меня так и вышло: на следующий день на НП корректировал огонь батареи — доверили, — а тут полезли танки. Как ранило, толком и не знаю. Разнесло чашечку коленки, осколок, сволочь, застрял в кости, глаз вышибло, посекло грудь...
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
Скорость
Роман
Творческая педагогика