Маша Борейко прорвалась в кабинет так стремительно, что вернуть ее было уже невозможно. Любовь Михайловна только охнула, слишком поздно поняв свою оплошность. В распахнувшуюся дверь она видела, как Маша, неуклюжая в своих ватных штанах и стеганой телогрейке, прошагала к столу, отпечатав мокрые следы на ковровой дорожке. И сразу же из кабинета донесся ее громкий голос:

- Доставила, Иван Алексеевич!

Любовь Михайловна знала, что речь идет об артистах, которых шофер Борейко привезла со станции. Артисты в этой глуши - событие. Но разве обязательно докладывать лично Ковальчуку?... Вообще, по ее твердому убеждению, с тех пор, как начальник строительства Москалев уехал в отпуск, оставив за себя инженера Ковальчука, в четко налаженной жизни стройки что - то поломалось. Москалев умел при любых обстоятельствах спокойно и властно держать твердую линию, а Ковальчук не то, совсем не то...

Любовь Михайловна взяла папироску, откинулась на спинку стула и с наслаждением затянулась.

До конца работы оставалось несколько минут, когда из кабинета вышла Маша и следом за ней показался Ковальчук. Любовь Михайловна глянула на его усталое, озабоченное Лицо и опять вспомнила Москалева, всегда стремительного, подтянутого. Нет, не чета инженер Москалеву...

- Вы что же домой не идете? - спросил Ковальчук.

Она пожала плечами.

- Может, понадобится что - нибудь. Вернувшись в кабинет, Ковальчук скинул пиджак, разостлал по столу плотные ватманы и вдруг усмехнулся, вспомнив, как Москалев при прощании пошутил: «Ватманы упрячь в шкаф, под сургучную печаль, чтобы стройку не заслонили. - И, глянув в лицо, прибавил серьезно: - Главное, не позволить текучке себя засосать: руки свяжет». Этот бурлящий энергией человек, даже уезжая в короткий отпуск, ревновал других к своему месту и делу. Трудно после него работать...

В окнах было черно. Крутой забайкальский ветер трубил на дворе. И почему - то казалось, что там, за черными окнами, нет ни души, может быть, на тысячу километров, только сопки да ветер...

Надев плащ, Ковальчук вышел на улицу. Моросил дождь. На фоне темного неба едва вырисовывались голые сопки и копры рудника. Там, во впадине между сопок, раскинулся поселок, еще не отмеченный на географических картах. Постояв на крыльце, Ковальчук плотнее надвинул фуражку и зашагал по темной улице к клубу, обходя лужи, кучи щебня и битого кирпича.

К началу концерта он опоздал. В первом ряду, в середине, был свободный стул, обычно бронируемый для начальника стройки, но Ковальчук примостился в последнем ряду, у прохода. Тотчас же к нему подошел начальник клуба Солодов.

- Проходите вперед Иван Алексеевич, для вас место оставлено.

Ковальчук только махнул рукой, и начальник клуба послушно сел рядом на приставной стул.

Что объявил конферансье, Ковальчук не расслышал, но когда «а подмостки выбежала хрупкая женщина с алыми лентами в руках, он вдруг остолбенел, не поверив своим глазам. Танец с лентами!... Он сразу все вспомнил, на мгновение будто снова увидел уютную сцену институтского клуба: на фоне черного полотнища кружится Варя Коврова, и ленты в ее руках, словно живые, то свиваются в невесомые кольца, то, разбегаясь зигзагообразно, взлетают алыми молниями...

- Кто выступает? - порывисто спросил Солодова Ковальчук.

- Ковранская, кажется.

- Варя?

- Как будто... Знакомая?

Да, это был тот стремительный танец, от которого немела бурная студенческая аудитория. Но Варя ли это? В выверенных, строго рассчитанных па что - то затверженное, тяжеловатое, будто исполнительница давно устала от беспрерывного вальсирования.

Когда она раскланивалась, щуря по привычке глаза, Ковальчук окончательно убедился, что это Варя... Он с силой рванул воротничок: стало вдруг душно, захотелось курить.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.