– Новый Завет! – подхватил сын священника. – Евангелие от Матфея? Слова вылетели, их не поймаешь. Но не для наговора эти слова. Когда я застал в алтаре... Я сразу... Нет, пожалуй, не сразу перестал верить в бога. Я осмелел. Я перестал бояться темноты. А до этого боялся заходить в темную комнату. Правда, я побаивался пьяных. У них нет логики в поступках. Отцу, чтобы не расстраивать, я не сказал, что не верю в бога, и поступил в полиграфический. В армию меня не взяли из-за врожденного порока сердца. Я и дверь-то, когда вы в меня стреляли, не смог открыть из-за того, что сердце схватило. Чувствую: шагу ступить не могу, упаду сейчас, перед глазами все плывет... А вы по мне из нагана!.. Штукатурка сыплется...
– Это не штукатурка, а лед.
– Лед? А я думал, штукатурка, – виновато улыбнулся преступник. – Лед. Сосульки? Весна. Лицо ваше помню...
– Мы сейчас не об этом.
– Да, да, – спохватился обвиняемый. – Не об этом. Живу в голодном городе. Хлеба нет. Бога нет. Людей тоже нет. Тени. Если никого нет, то хотя бы я-то должен быть? Никого же нет...
– И пьяных нет!
– И пьяных нет! – весело , подхватил преступник. – Вот я и пустился во все тяжкие.
– Совесть вас не мучила? – спросила Мария Сергеевна. – Не думали вы о людях, у которых обманом отнимали хлеб? У меня нет пока конкретных данных, но ведь не один человек из-за вас умер с голоду... Ведь кому-то же не хватило хлеба, который вы получали но фальшивым карточкам! Неужели вас не мучает совесть? Нисколько?
– Я думал о совести, – негромко сказал преступник. – Но угрызений... больших во всяком случае... не было. Я видел продавщиц с румяными щеками...
– Но вы больше видели продавщиц, которые от голода еле держались на ногах!
– Правильно. Их было больше. А одна была кровь с молоком! Мария Сергеевна спросила:
– Страха у вас не было?
– Большого страха не было. Даже страха смерти не было. Кругом умирают. Иной раз сам не поймешь, где ты: на этом свете или на том. Честно отвечу: смерти я не боялся. Но я боялся... – Он посмотрел на Марию Сергеевну жалобными глазами. – Я боялся... и боюсь... мучений! Вот чего я боюсь! Пыток. Агонии. Унижения моего достоинства...
– Разве оно у вас есть? – спросила Мария Сергеевна.
– Да? – оскорбленно спросил он.
Мария не отвечала. Ей стало скучно вести допрос. После долгого молчания преступник сказал исповедально:
– Знаете, кого я боялся еще? Женщин. Не тех, которые идут по улице и которым я ничем не обязан. Я боялся женщины, которая могла бы стать моей женой или любовницей. Одним словом, лишить меня возможности принадлежать самому себе. Вот кого я боялся! Она родит детей, постареет, сморщится. Примется кряхтеть и охать и говорить про болезни. И здесь жизнь станет обязанностью. Должностью. Службой. В чем же человек тогда свободен? Когда-то, в какое-то время суток человек может прийти к себе домой, лечь и сказать: «Никому и ничего я не должен! Я у себя дома, и ни одна душа не смеет командовать мной». Да... Про любовь написано много. А что она? Ученые доказали, что близость с женщиной в конечном итоге – трата нервных клеток...
...Я от дождя эфирной пыли
И от круженья охраню
Всей силой мышц и сенью крылий
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Повесть