Писать было непросто. Еще труднее собирать материал... Представьте, что вы садитесь перед молодой дамой — ну и что, если актриса? — и, глядя на нее с серьезным прищуром, исподлобья (дабы скрыть собственный «зажим»), начинаете задавать ей вопросы типа; «А что вы чувствовали, когда разделись перед камерой? Вас не смущали глаза дюжины посторонних?» И так далее... Ни на секунду не покидало нервное ожидание, что после очередного «наглого» вопросика нас вышвырнут вон, обвинив в циничной бестактности. А чтоб не смущали девичью гордость! И не лезли в запретную тему...
Словом, только диктофонные пленки могут — и то лишь отчасти — воспроизвести напряженную атмосферу «доверительных интервью».
Монтируя впоследствии материал, мы единодушно решили пользоваться кинематографическим приемом стоп-кадра, чтобы иметь возможность крупным планом остановиться на отдельных, показавшихся нам важными проблемах, в общем-то не имеющих непосредственного отношения к «киноэротике», но иллюстрирующих аспекты морали, нашей душевной и духовной свободы, искусства быть собой, культуры нашего самоощущения, воспитания, умения отличать пошлость и безвкусицу от истинно прекрасного и высокохудожественного.
Надо сказать, что в «кадрах живых интервью» оказались только три актрисы, снимавшиеся в кинофильмах, где есть сцены, попадающие (правда, со скидкой на нашу терминологическую и смысловую неразбериху) в разряд эротических, Это Алла Плоткина, Светлана Копылова и Татьяна Друбич. Были встречи и с другими молодыми актрисами, которые могли бы поразмышлять насчет «стыдных» эпизодов из их кинобиографий. Но... Одна категорически отказалась отвечать на вопросы, сославшись на то, что «ненавидит эротику». Другая сказала, что об этом может говорить кто угодно, но только не актриса, являющаяся лишь «марионеткой в лапах режиссера». Еще одна, бледнея и краснея, не смогла ответить толком ни на один вопрос по поводу ее же роли, и включение растерянного монолога в материал оказалось попросту бессмысленным.
А может быть, эта тема действительно не нуждается в легализации и обсуждении ее на «крыше» общественного интереса и сознания? Быть может, человек у нас действительно существует «только по пояс», как образно и саркастично заметила Татьяна Друбич, а все, что «ниже пояса», не обсуждается?
Или же, напротив, тема эта из разряда тех, о которых давно уже говорят? Шепотом, а иногда даже «поругиваются вслух». И, рано или поздно, мы столкнемся с ней «лицом к лицу» в результате наших шараханий в поисках истины и зигзагообразных творческих исканий? И настанет день (или уже настал?), когда наш родной кинематограф заставит нас обсуждать иные свои откровения и «открытия», как это сделал однажды театр? (Например, спектакль Льва Додина «Звезды на утреннем небе», привезенный из Ленинграда в Москву, шокировал некоторую часть общественности и профессионалов наготой актрис в предлагаемых сценических обстоятельствах.)
Не получится ли так, что журналисты станут — с восторгом или с праведным негодованием — «открывать Америку»? Ведь так было уже и с рок-музыкой, и с наркоманией, и с проституцией. Вопросы, вопросы, вопросы...
Но, с другой стороны, разве может быть иначе, если люди, после долгой гонки «закусив удила» в темном длинном тоннеле, вдруг вырвались на простор, сами пока не до конца в это веря, и поняли, что теперь можно смотреть и спрашивать, спрашивать и смотреть...
Ну, ладно. Какой там кадр?
Этот эпизод американо-советского телемоста стал уже хрестоматийным. Сперва его, посмеиваясь, обсуждали в троллейбусах и курилках. Затем им стали иллюстрировать свои публикации журналисты. И, наконец, замкнув круг, воспоминание о сакраментальной сценке вернулось на экраны ТВ. В качестве назидательного образца «как не надо».
«Секса у нас нет», — с плакатной однозначностью наша соотечественница поставила на место заокеанских оппонентов и тем самым расставила все точки над двусмысленным «i».
На «нет», как говорится, и суда нет. Остается только ответить самим себе: а что это такое? Михаил Жванецкий ничуть не риторически интересовался: это что-то новенькое или мы все давно этим занимаемся? Секс — это когда ночуют днем? Или когда голые, голые и еще голее?
Здесь, оттолкнувшись от круглого и робкого прилагательного «голый», самое место порассуждать о том, какую роль в век бескомпромиссной НТР и вертикально возрастающего информационного потока играет кинематограф. А заодно вспомнить о современных японских библиотеках, где видеокассетами заменили старые добрые книги. И прикинуть пропорции воспитательно-образовательной индустрии: сколько приходится на телевидение, радио, кино, театры, сцены рок-концертов, школу и внеклассное чтение. Впрочем, с другой стороны, достаточно хрестоматийного примера — цитаты из школьного сочинения: «Наташа Ростова танцевала со Штирлицем ha балу». Подобная контаминация сегодня по-прежнему забавляет, но — увы! — не удивляет.
Итак, есть «у нас секс» или нет? И — впрямую связанная с этим загадка — нужна ли эротика (не грязное порно, а грамотный и красивый полуэротизм) отечественному кино?
В конце прошлого года на страницах журнала «Советский экран» на последний вопрос попытался ответить Владимир Дмитриев, критик, который, согласно аннотации, «публиковался почти везде»: «Искусство не может ограничиться теперь строгим покачиванием головой и невнятными рекомендациями. («Теперь» имеется в виду «после двух важнейших событий, заставивших по-новому взглянуть на проблему», — распространения видео и начала эпидемии СПИДа. — Е. Д., А. К.) Слова «удовольствия супружеской жизни» должны быть лишены иронического привкуса, им должен быть возвращен первоначальный смысл. Именно удовольствия. Именно супружеской жизни. Я голосую за право нашего зрителя видеть на экране красоту не только души, но и человеческого тела».
Мы тоже со вздохом облегчения голосуем за такое право зрителя.
Но!
Готов ли сам зритель воспользоваться этим правом?
Где права, там и обязанности. Чьи-то права и чьи-то обязанности. Чтобы удовлетворить эстетические запросы масс, художник обязан быть на высоте. Однако с ходу что-то не припомнить актрис и актеров, не говоря уж о режиссерах, вписывающихся в рамки сюжетного эротизма гладко, чтобы не торчали, что называется, уши. Горящие пунцом (неоправданного) стыда. Которым, как известно, выражается самоосуждение. (По образному выражению классика философии, «стыд — это своего рода гнев, обращенный внутрь».)
О чем вообще речь, коль скоро безобидность эротических эпизодов критики вынуждены доказывать с трибуны специализированного издания. Да еще с оговорками и расшаркиванием. Ведь убеждать-то приходится не кинематографистов. И без того можно уверенно прогнозировать единодушно-торопливое появление в ближайшие годы эротически окрашенных лент.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.