На белой простыне экрана

  • В закладки
  • Вставить в блог

— И это глупый вопрос. Эротика, повторяю, должна быть не бессмысленной, а оправданной идеей фильма, правдой жизни.

— Советскому зрителю нужны подобные ленты?

— Если сам фильм не будет отдавать пошлостью, то и у зрителя будет правильная реакция. Эротика, по-моему, нужна. Интимные отношения нужно показывать. Даже дети должны понимать про это больше, а не добывать информацию, которая все равно волнует, где-то на стороне. Мне, например, жалко, что моя младшая сестра, пятиклассница, не увидит нашего фильма, потому что он наверняка выйдет с грифом «Дети до 16 лет не допускаются». Но, скажем, моя бабушка и люди ее поколения, которые не знают истинной жизни молодежи, будут ужасаться и думать, что им врут, показывая правду.

Ретроспективный кадр

Спокойное отношение к так называемой «обнаженке» очень тесно связано со свободой духа. Вспомним древних греков: бессмертные философские школы и «любование мышцами, бедрами, ягодицами и безупречно завитыми волосами». (Эстетикам знаком, допустим, термин «сократовская эротика».)

Зато средневековое мракобесие сочетается и с гонениями на красоту тела, вид которого считался вопиюще неприличным. Костюмы непременно скрывали очертания фигуры, и верхом безнравственности считалось показывать волосы — с распущенными шевелюрами изображали русалок, ведьм и прочую нечисть. Бенедектинцы настаивали, что «телесная красота приводит к греховной надменности и чувственности».

Слава богу, что после ночи неизбежно утро настает. И в эпоху Возрождения человек вновь «разделся». Ангелы Боттичелли отнюдь не бесполы. «Своим благородством обнаженное тело превышает все другие виды натуры» (Манетти). Ну, и так далее.

Запретный плод сладок. Фраза все время на слуху, но, видимо, настолько приелась, что как руководство к действию (или к воздержанию от такого) воспринимается крайне редко. Время от времени с какой-то хмельной настойчивостью «не пущают», разгоняют, осуждают и клеймят.

Когда ханжество становится общим, то за оградой образцово-показательного благообразия процветает поголовное соглядатайство. «Здесь развито искусство смотреть из окна и записывать тех, кто не спит, имена».

Автор статьи «Поговорим об эротике» (журнал «СЭ» №23 за 1987 год) совершенно справедливо сетует, что «под аккомпанемент громогласных заверений в том, что нашему народу подобное ни к чему, резко возрос интерес зрителей, особенно молодых, к эротическим проблемам. Неудовлетворенное любопытство к интимной сфере человеческой жизни, естественно, породило желание увидеть хоть что-то, узнать хоть что-то, а поскольку это «хоть что-то» либо вообще не давалось, либо отпускалось в мизерных дозах, многие зрители вычленяли эту дозу из образной системы фильма и воспринимали только ее. То, что должно рассматриваться как часть единого целого, воспринималось как самоценная величина».

В качестве примера уместно вспомнить «Романс о влюбленных». Рекламируя знакомым только что просмотренную ленту, многие упоминали наготу Кореневой, а лишь затем песни Александра Градского или режиссерские изыски. Появление фильма «Экипаж» лишь авиаторам запомнилось явными «техническими нелепостями», значительная часть молодой публики смаковала подробности постельной сцены с участием Леонида Филатова и Александры Яковлевой. А некоторые даже в шедеврах Андрея Тарковского умудрялись рассмотреть в первую очередь обнаженных дам.

Есть несколько способов, исправно заплатив за билет и отсидев пару часов в интимном полумраке кинохрама, не увидеть картину и не услышать ее создателей. Самый распространенный — внимать только тому, что кажется главным, и запоминать только то, что задело за живое. То есть понимать произведение согласно старинной школьной присказке, в меру своей испорченности. Имеются в виду не столько озадаченные подростки, сколько их мнительные мамаши, наивно полагающие: не демонстрируйте «непристойные» прелести — и мысль о их наличии в природе сама по себе в юную голову не просочится.

Досадно, что доля эстетически не подготовленных к «ню» на экране «велика не числом, но умением». Это люди, социальную активность понимающие и проявляющие как агрессивное неприятие всего того, что им не должно нравиться. Надуманное это клише подразумевает некое расплывчатое, внежанровое, пустое и абсолютно безадресное искусство.

И никакой, даже супергениальный сценарий не вытянет фильм на уровень киношедевра, если не позволить режиссеру использовать все необходимые изобразительные средства. Поэтому-то и не работает в отечественном кинематографе чувственное воздействие на зрителя. Отсюда — успех у нашего зрителя прежде всего публицистических, социальных лент, не всегда удачных в чисто «киношном» аспекте.

Допустим, фильмы Эльдара Рязанова. Задевают за болевые точки, но отнюдь не всегда волнуют чисто по-человечески. Кому приятно побывать в шкуре персонажей «Гаража»? И даже на месте обаятельного Деточкина из «Берегись автомобиля» не очень уютно оказаться, не так ли?

Немного вообще можно назвать фильмов, где перипетии главного героя комфортабельно-заманчивы для среднестатистического зрителя. Не говоря уже про наши фильмы с обнаженкой, «срежиссированные дрожащими руками, сыгранные на пределе актерской зажатости».

Окончание в следующем номере журнала.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Александр Абдулов

Блиц-анкета «Смены»