Боль исторгалась вместе с криками, сковывала беспомощно распростертые тела, сводила их судорогой; измученные женщины будто боролись с кем-то невидимым, и беспорядочные движения со стороны казались нелепыми, неуклюжими и даже смешными. Смешными? Нелька внутренне одернула себя и со стыдом подумала, что неуместные мысли всегда приходят к ней в самый неподходящий момент и любому несчастью могут придать оттенок фарса. Когда в гололед на улице кто-то поскальзывался и падал, неуклюже раскидывая конечности, она знала: сейчас ее губы растянет дурацкая нервная усмешка и придется отворачиваться или кашлять, чтобы никто не заметил.

– Ты чего стоишь, ложись вон туда, – махнула ей сестра, и Нелька направилась к свободной кровати. Схватки неожиданно кончились, и ей показалось, что она попала сюда случайно, по ошибке, что все это не с ней происходит или не происходит вообще.

Что мир несправедлив, Нелька осознала неожиданно.

В их коммунальной квартире, где функции человека как существа общественного выявлялись до предела, жило самое загадочное и скрытное существо, какое Нелька когда-либо видела. О Галине не знали ничего. Она работала уборщицей, была миловидной, очень аккуратной, очень бедной и, если вглядеться – чего никто никогда не делал, – очень одинокой. И Нелька всегда ее жалела.

Как-то в самом начале знакомства Игорь пригласил Нельку в кинотеатр «Иллюзион» на новый заграничный фильм с интригующим уведомлением – «дети до шестнадцати...». Когда в теплой темноте зала застрекотал проектор, составляя на экране из светлых воздушных пылинок далекую заграничную жизнь, навстречу зрителям с бокалом шампанского, в белой меховой накидке, будто сотканной из снега, окруженная многочисленными кавалерами, вышла... уборщица Галя. Нелька даже испугалась. Вдруг загадочная Галя была когда-то иностранной актрисой, попавшей неведомыми путями в их общую квартиру! Нелька и головой помотала, и кулаками глаза потерла – нет, роскошная Галя не исчезла, она кокетничала, внимала светским каламбурам, и, когда, прибыв на очередной светский раут, выпархивала из автомобиля, элегантный молодой человек, Галин главный кавалер, бросался смахивать пыль с ее туфелек своим белоснежным носовым платком.

Но бал Гали-Золушки длился всего полтора часа; Нелька, полная впечатлений, вернулась домой, а настоящая Галя при экономном кухонном освещении уже чистила мелкую картошку. Нелька поняла, что граф никогда не женится на Гале, и окончательно решила, что мир очень и очень несправедлив. Как сказал умный Игорь, выходя из кинотеатра, действует закон всемирного тяготения: деньги тянутся к деньгам.

Однако ощущать несправедливость мира Нелька начала давно, в детстве, когда ее мать, очнувшись от очередного запоя, слюняво целовала дочку в левый глаз, жалела себя и ее и предлагала:

– Ну, хочешь, доченька, поедем к бабушке в деревню?

Собирала нехитрую кошелку и, не сказав ничего ни у себя на работе, ни у Нельки в школе, отправлялась с первым поездом под славный город Ковров к своей матери, полуслепой старухе Дарье, которая умела якобы заговаривать, зашептывать беду и жила какими-то иными, не мирскими категориями, пребывая в постоянной полудреме своей слепоты, отрешенная от мелочных забот и волнений обычного человека, суть бытия которого есть бесполезная суета.

Выплакав пьяными злыми слезами толику мутных своих нескончаемых печалей, мать уезжала наутро, оставляя Нельку беспризорничать при слепой полоумной бабке Дарье.

Единственное, что оставалось реального в призрачном мире бабки Дарьи, – десятки присказок, приговорок, песенок и частушек. Разбирая на ночь непослушные Нелькины космы, она вытаскивала из них то приставший репей, то соломинку и мурлыкала голоском неожиданно то-о-неньким, молодым и звонким, как рассвет:

– ...Ой, Емеля-дурачок, да Кузька-плут, да Наум-разумник, как пошли они в лесок да погуляти-и... Ой, да падок мотылек да на аленький цветок, ой! – сокрушенно обрывала она вдруг.

– Ой! – вторила ей Нелька.

Спустя какое-то время мать померла в больнице от непонятной болезни, а отца у Нельки словно и вовсе не было, не знала Нелька про него.

Так и осталась она одна в их комнате, полученной матерью во времена незапамятные от родного троллейбусного парка.

На Нелькиной фабрике многие девчонки, обитавшие в общежитии, завидовали ей: у нее ведь собственная, не от учреждений площадь.

Площадь эта помещалась в недрах неизмеримой общей квартиры в центре Москвы, на улице Воровского, неподалеку от училища Гнесиных. Улица тихой соседкой жила рядом с официальным, многолюдным и шумным Новым Арбатом. Нелька любила свою улицу да и всю старую Москву и в ее двориках, переулках и тупиках чувствовала себя больше дома, чем в своей густонаселенной квартире. И заранее горевала, что скоро соседей расселят и ей придется уехать хоть в отдельную, но далекую квартиру, в один из новых, сиротливых в своей стандартности домов, которые шагают строем, поротно, и она будет приезжать в эти старые родные переулки уже словно бы в гости, как вышедшая замуж дочь приезжает в гости к родителям.

Когда-то теперешний Нелькин дом, солидный и даже заносчивый, принадлежал некоему богачу из богачей. После революции заселили в его хоромы простой, трудовой люд. Но богач был один, а простого трудового люда много, почему и кишел этот люд день и ночь в недрах неизмеримой квартиры, где даже коридор был шириной с улицу Горького, но и народу по нему толкалось, как на улице Горького. Квартира напоминала Ноев ковчег: проживали тут в принудительном соседстве и Антонина Андреевна, врач-педиатр с чуть ли не дореволюционным стажем, к ней до сих пор бегали за советом молодые перепуганные мамы, и инженер с высшим образованием Нина Еремеевна по прозвищу «Кобра», и пожилой шофер Дмитриев с улыбчивой толстой женой-украинкой, и алкоголик Тумаков, и дворники Муратовы, и их собака, и чья-то кошка с чьими-то котятами, и общие мыши, и кактусы на подоконниках, и пальмы в огромных кадках, и желтая канарейка, и многие другие, лучше или хуже перечисленных.

Соседи про соседей знали все, про супругов было известно больше, чем им самим друг о друге, потому что взаимное наблюдение как форма общественного внимания стало важнейшей частью светской жизни обитателей квартиры.

Посему неудивительно, что, когда трехметровая входная дверь скрипнула и впустила под сень мраморных колонн, исписанных детской рукой недетскими словами, Нелькиного ухажера, который поцеловал ей руку, весть распространилась с быстротой летнего пожара.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.